Почти в каждом обществе, в котором евреи жили за последние две тысячи лет, они лучше знали грамоту, вели более трезвый образ жизни, проявляли доброжелательность по отношению друг к другу, совершали гораздо меньше насильственных преступлений, и семьи у них были намного крепче, нежели у их соседей-неевреев. Эти особенности жизненного уклада совершенно не зависели от уровня благосостояния евреев. Известный темнокожий экономист Томас Соул пришел к такому выводу: «Даже когда евреи жили в трущобах, они терпели лишения иначе – уровень алкоголизма, убийств, случайных смертей был ниже, чем в других трущобах и даже чем в среднем по городу. Их дети меньше прогуливали школу, совершали меньше правонарушений и [к 1930-м годам] имели уровень IQ выше, чем у других детей… Евреи с низкими доходами голосовали на выборах членов Конгресса даже активнее, нежели более богатые протестанты или католики… Несмотря на обширную литературу, утверждающую, будто трущобы формируют ценности людей, евреи имели свои ценности и сохраняли их как в трущобах, так и за их пределами» (Prager and Telushkin 1983, 46).
Какая религия, какое общество не мечтали бы похвалиться такими достижениями? Прейгер и Телушкин снова и снова делают акцент на том, что добродетели иудаизма присущи религии, а не людям. Ассимилированные евреи быстро становились жертвой пороков окружающего общества. Такая интерпретация полностью согласуется с моим пониманием религии с точки зрения многоуровневого отбора. Чтобы действовать адаптивно, группам нужна строгая этическая система, а иудаизм предлагает исключительно суровую систему моральных норм.
Сотрудничеством внутри групп легко восхититься, но стоит подумать о межгрупповых контактах – и то же самое сотрудничество становится нравственно двусмысленным. Мы уже отмечали, что Танах порой наставлял евреев проявлять к чужакам уважение, но в то же время использовать свое сотрудничество как оружие против других групп. Сохранились ли эти двойные стандарты во время рассеяния? И что по этому вопросу скажет теория многоуровневого отбора?
Одно из достоинств этой теории в том, что она применяет единые принципы ко всем уровням биологической иерархии. Сам по себе внутригрупповой отбор создает мир без морали, в котором индивиды просто используют друг друга с целью повышения своей относительной приспособленности до максимального уровня. Групповой отбор создает мир, где мораль действует внутри групп, но никоим образом не касается области межгрупповых взаимодействий: они остаются такими же инструментальными, как и внутригрупповые взаимодействия в отсутствие группового отбора. В принципе, этическое поведение, проявленное в отношениях групп друг к другу, может стать итогом эволюции, но только если иерархия расширится настолько, что будет включать в себя группы групп. И возможность этого не так уж надумана, как может показаться. Вспомним: если парадигма основных эволюционных переходов форм жизни верна, то индивидуальные организмы уже представляют собой группы – и при этом входят в другие группы, которые, в свою очередь, тоже пребывают в составе групп. Обратимся к истории – и мы, возможно, увидим не полное отсутствие нравственного поведения на межгрупповом уровне, а его зачатки между группами, которые бьются с противостоящими силами. Но даже так следует ожидать, что эксплуатация более откровенно проявится между группами, а не внутри самих групп. Группы евреев становились жертвами эксплуатации гораздо чаще, чем эксплуатировали сами, но и они нередко относились к членам других групп как к исполнителям своей воли. Двойные стандарты иудаизма после рассеяния евреев за пределы Палестины никуда не исчезли: впрочем, возможностей для их проявления было немного. Признание этого факта – не проявление антисемитизма, а лишь подтверждение феномена мышления «мы и они», универсальность которого давно установлена теорией социальной идентичности.