— Бедняга Кристи, его сейчас уж вовсе перекосило от его плутней.
— Саймон, — заметила миссис Дедал, — ты не подал соуса миссис Риордан.
Мистер Дедал тут же взялся за соусник.
— Да как же это я! — воскликнул он. — Миссис Риордан, уж вы простите слепого.
Дэнти прикрыла свою тарелку руками и сказала:
— Нет, благодарю вас.
Мистер Дедал повернулся к дяде Чарльзу.
— А как у вас дела, сэр?
— Как в аптеке, Саймон.
— А вы, Джон, как?
— Полный порядок. Сами наверстывайте.
— А ты, Мэри? Стивен, тут вот кой-что, чтобы у тебя волосы вились.
Он щедро налил соуса Стивену в тарелку, поставил на место соусник и спросил дядю Чарльза, мягкая ли индейка. У дяди Чарльза был полный рот и он не мог говорить, но он кивнул, что мягкая.
— А здорово наш друг ответил канонику, разве нет? — спросил мистер Дедал.
— Я, честно говоря, не думал, что его на такое хватит, — сказал мистер Кейси.
—
— Премилый ответ священнику, — сказала Дэнти, — от человека, который называет себя католиком.
— Им некого тут винить, кроме самих себя, — произнес мистер Дедал сладким тоном. — Им каждый дурачок скажет, что лучше бы они занимались только религией.
— Это и есть религия, — сказала Дэнти. — Они исполняют свой долг, когда предостерегают народ.
— Мы ходим в дом Божий, — сказал мистер Кейси, — чтобы смиренно молиться Творцу нашему, а не слушать предвыборные речи.
— Это и есть религия, — опять повторила Дэнти. — Они правильно делают. Пастыри должны наставлять свою паству.
— И вести политическую агитацию с амвона, так выходит? — спросил мистер Дедал.
— Конечно, — сказала Дэнти. — Здесь речь о нравственности. Если священник не говорит своей пастве, что хорошо и что дурно, то это не священник.
Миссис Дедал положила свои ножик и вилку и сказала:
— Ради милости Божией и благости Божией, давайте мы оставим политические споры хотя бы на один этот день в году.
— Вот это правильно, мэм, — сказал дядя Чарльз. — Саймон, хватит уже. Давай-ка ни слова больше.
— Хорошо, хорошо, — сказал скороговоркой мистер Дедал.
Быстрым жестом он открыл блюдо и произнес:
— Ну, кому там еще индейки?
Никто не откликнулся, а Дэнти повторила опять:
— Премилые выражения для того, кто считает себя католиком.
— Миссис Риордан, я вас прошу, — сказала миссис Дедал, — я прошу вас оставить эту тему.
Дэнти повернулась к ней и сказала:
— Так значит я должна сидеть здесь и слушать, как издеваются над пастырями моей церкви?
— Да никто против них и слова не говорит, — вмешался мистер Дедал, — пока они не лезут в политику.
— Епископы и священники страны высказали свое суждение, — произнесла Дэнти, — и ему надо повиноваться.
— Если они не бросят политику, — сказал мистер Кейси, — то, знаете, народ может бросить церковь.
— Вот, вы слышите? — воскликнула Дэнти, повернувшись к миссис Дедал.
— Мистер Кейси! Саймон! Ну прекратите же, — молила миссис Дедал.
— Нехорошо, ох как нехорошо! — произнес дядя Чарльз.
— Что?! — вскричал мистер Дедал. — И мы должны были отступиться от него по английскому приказанию?
— Он больше уже не был достойным вождем, — сказала Дэнти. — Он был разоблаченным грешником.
— Мы все грешники, и притом злостные грешники, — холодно возразил мистер Кейси.
—
— И весьма скверные слова, если вам интересно мое мнение, — невозмутимо отвечал мистер Дедал.
— Саймон! Саймон! — забеспокоился дядя Чарльз. — Ведь тут мальчик.
— Да-да, конечно, — нашелся мистер Дедал. — Я ведь это о чем… носильщик на станции говорил весьма скверные слова… Все в порядке, господа, все в порядке. Стивен, давай-ка свою тарелку, паренек. Вот, заправляйся как следует.
Он наложил Стивену полную тарелку, а потом дяде Чарльзу и мистеру Кейси тоже положил по большому куску индейки с обильной порцией соуса. Миссис Дедал ела совсем мало, а Дэнти сидела, сложив руки на коленях, и лицо у нее было красное. Мистер Дедал принялся разрезать то, что было еще на блюде, а потом объявил:
— А вот самый лакомый кусочек, который зовется папский нос! Кто из дам и господ желает…
Он поднял перед собой кусок дичи на вилке. Никто не отозвался. Тогда он положил кусок на свою тарелку со словами:
— Ну что ж, мое дело предложить. Съем-ка я сам его, как-то я последнее время не в форме.
Подмигнув Стивену и закрыв блюдо крышкой, он снова принялся за еду.
Пока он ел, царило молчание. Потом он заговорил:
— Что же, день-то был славный, в конце концов. И в городе приезжих целые толпы.
Никто не отозвался. Он продолжал: