Собрание сочинений

то лет через двадцать, когда мой отпрыск,не сумев отоварить лавровый отблеск,сможет сам зарабатывать, я осмелюсьбросить свое семейство – черездвадцать лет, окружен опекой,по причине безумия, в дом с аптекойя приду пешком, если хватит силы,за единственным, что о тебе в Россиимне напомнит. Хоть против правилвозвращаться за тем, что другой оставил.

III

Это в сфере нравов сочтут прогрессом.Через двадцать лет я приду за креслом,на котором ты предо мной сиделав день, когда для Христова тела

завершались распятья муки -в пятый день Страстной ты сидела, рукискрестив, как Буонапарт на Эльбе.И на всех перекрестках белели вербы.Ты сложила руки на зелень платья,не рискуя их раскрывать в объятья.

IV

Данная поза, при всей приязни,это лучшая гемма для нашей жизни.И она отнюдь не недвижность. Это -апофеоз в нас самих предмета:замена смиренья простым покоем.То есть, новый вид христианства, коимдолг дорожить и стоять на стражетех, кто, должно быть, способен, дажекогда придет Гавриил с трубою,

мертвый предмет продолжать собою!

V

У пророков не принято быть здоровым.Прорицатели в массе увечны. Словом,я не более зряч, чем назонов Калхас.Потому прорицать – все равно, что кактусили львиный зев подносить к забралу.Все равно, что учить алфавит по Брайлю.Безнадежно. Предметов, по крайней мере,на тебя похожих наощупь, в мире,что называется, кот наплакал.Какова твоя жертва, таков оракул.

VI

Ты, несомненно, простишь мне этотгаерский тон. Это – лучший метод

сильные чувства спасти от массыслабых. Греческий принцип маскиснова в ходу. Ибо в наше времясильные гибнут. Тогда как племяслабых – плодится и врозь и оптом.Прими же сегодня, как мой постскриптумк теории Дарвина, столь пожухлой,эту новую правду джунглей.

VII

Через двадцать лет, ибо легче вспомнитьто, что отсутствует, чем восполнитьэто чем-то иным снаружи;ибо отсутствие права хуже,чем твое отсутствие, – новый Гоголь,насмотреться сумею, бесспорно, вдоволь,без оглядки вспять, без былой опаски, -

как волшебный фонарь Христовой Пасхиоживляет под звуки воды из кранаспинку кресла пустого, как холст экрана.

VIII

В нашем прошлом – величье. В грядущем – проза.Ибо с кресла пустого не больше спроса,чем с тебя, в нем сидевшей Ла Гарды тише,руки сложив, как писал я выше.Впрочем, в сумме своей наших дней объятьямного меньше раскинутых рук распятья.Так что эта находка певца хромогосейчас, на Страстной Шестьдесят Седьмого,предо мной маячит подобьем ветона прыжки в девяностые годы века.

IX