Когда ты вспомнишь обо мне,дня, месяца, Господня Летатакого-то, в чужой стране,за тридевять земель – а этогласит о двадцати восьмивозможностях – и каплей влагизрачок вооружишь, возьмиперо и чистый лист бумагии перпендикуляр стоймявосставь, как небесам опору,меж нашими с тобой двумя– да, точками: ведь мы в ту порууменьшимся и там, Бог весть,невидимые друг для друга,почтем еще с тобой за честьслыть точками; итак, разлукаесть проведение прямой,и жаждущая встречи паралюбовников – твой взгляд и мой -к вершине перпендикуляраподнимется, не отыскавубежища, помимо горнихвысот, до ломоты в висках;и это ли не треугольник?Рассмотрим же фигуру ту,которая в другую порузаставила бы нас в потухолодном пробуждаться, полу-безумных лезть под кран, дабырассудок не спалила злоба;и если от такой судьбыизбавлены мы были оба -от ревности, примет, комет,от приворотов, порч, снадобья– то, видимо, лишь на предметчерчения его подобья.Рассмотрим же. Всему свой срок,поскольку теснота, незрячестьобъятия – сама залогнезримости в разлуке – прячасьдруг в друге, мы скрывались отпространства, положив границейему свои лопатки, – вотоно и воздает сторицейпредательству; возьми перои чистую бумагу – символпространства – и, представив про-порцию – а нам по силампредставить все пространство: нашмир все же ограничен властьюТворца: пусть не наличьем стражзаоблачных, так чьей-то страстьюзаоблачной – представь же тупропорцию прямой, лежащеймеж нами – ко всему листуи, карту подстелив для вящейподробности, разбей чертежна градусы, и в сетку втиснидлину ее – и ты найдешьзависимость любви от жизни.Итак, пускай длина чертыизвестна нам, а нам известно,что это – как бы вид четы,пределов тех, верней, где местасвиданья лишена она,и ежели сия оценкаверна (она, увы, верна),то перпендикуляр, из центравосставленный, есть сумма сихпронзительных двух взглядов; и наоснове этой силы ихнаходится его вершинав пределах стратосферы – врядли суммы наших взглядов хватитна большее; а каждый взгляд,к вершине обращенный, – катет.Так двух прожекторов лучи,исследуя враждебный хаос,находят свою цель в ночи,за облаком пересекаясь;но цель их – не мишень солдат:она для них – сама услуга,как зеркало, куда глядятне смеющие друг на другавзглянуть; итак, кому ж, как немне, катету, незриму, нему,доказывать тебе вполнеобыденную теоремуобратную, где, муча глаздоказанных обильем пугал,жизнь требует найти от насто, чем располагаем: угол.Вот то, что нам с тобой дано.Надолго. Навсегда. И дажепускай в неощутимой, нов материи. Почти в пейзаже.Вот место нашей встречи. Гротзаоблачный. Беседка в тучах.Приют гостеприимный. Родугла; притом, один из лучшиххотя бы уже тем, что насникто там не застигнет. Этолишь наших достоянье глаз,верх собственности для предмета.За годы, ибо негде до -до смерти нам встречаться боле,мы это обживем гнездо,таща туда по равной долескарб мыслей одиноких, хламневысказанных слов – все то, чтомы скопим по своим углам;и рано или поздно точкауказанная обрететпочти материальный облик,достоинство звезды и тотсвет внутренний, который облакне застит – ибо сам Эвклидпри сумме двух углов и мракавокруг еще один сулит;и это как бы форма брака.Вот то, что нам с тобой дано.Надолго. Навсегда. До гроба.Невидимым друг другу. Нооттуда обозримы обатак будем и в ночи и днем,от Запада и до Востока,что мы, в конце концов, начнемот этого зависеть окавсевидящего. Как бы явьна тьму ни налагала арест,возьми его сейчас и вставьв свой новый гороскоп, покамествсевидящее око словне стало разбирать. Разлукаесть сумма наших трех углов,а вызванная ею мукаесть форма тяготенья ихдруг к другу; и она намногосильней подобных форм других.Уж точно, что сильней земного.