Сочинения Иосифа Бродского. Том II

1964

* * *

Садовник в ватнике, как дрозд,по лестнице на ветку влез,тем самым перекинув мостк пернатым от двуногих здесь.Но, вместо щебетанья, вдруг,в лопатках возбуждая дрожь,раздался характерный звук:звук трения ножа о нож.Вот в этом-то у певчих птицс двуногими и весь разрыв(не меньший, чем в строеньи лиц),что ножницы, как клюв, раскрыв,на дереве, в разгар зимы,скрипим, а не поем как раз.Не слишком ли отстали мыот тех, кто «отстает от нас»?Помножив краткость бытияна гнездышки и забытье

при пеньи, полагаю я,мы место уточним свое.18 января 1964

* * *

Ветер оставил леси взлетел до небес,оттолкнув облакав белизну потолка.И, как смерть холодна,роща стоит одна,без стремленья вослед,без особых примет.январь 1964

ВОРОНЬЯ ПЕСНЯ

Снова пришла лиса с подведенной бровью,снова пришел охотник с ружьем и дробью,с глазом, налитым кровью от ненависти, как клюква.Перезимуем и это, выронив сыр из клюва,но поймав червяка! Извивайся червяк чернильныйв клюве моем, как слабый, которого мучит сильный;дергайся, сокращайся! То, что считалось суммой

судорог, обернется песней на слух угрюмой,но оглашающей рощи, покуда рощине вернут себе прежней рваной зеленой мощи.Знать, в холодную пору, мертвые рощи, рта вамне выбирать, и скажите спасибо нам, картавым!январь 1964, Таруса

НОВЫЙ ГОД НА КАНАТЧИКОВОЙ ДАЧЕ

Спать, рождественский гусь,отвернувшись к стене,с темнотой на спине,разжигая, как искорки бус,свой хрусталик во сне.Ни волхвов, ни осла,ни звезды, ни пурги,что младенца от смерти спасла,расходясь, как кругиот удара весла.Расходясь будто нимбв шумной чаще леснойк белым платьицам нимф,и зимой, и весной

разрезать белизнойленты вздувшихся лимфза больничной стеной.Спи, рождественский гусь.Засыпай поскорей.Сновидений не трусьмежду двух батарей,между яблок и сливдва крыла расстелив,головой в сельдерей.Это песня сверчкав красном плинтусе тут,словно пенье большого смычка,ибо звуки растут,как сверканье зрачкасквозь большой институт.«Спать, рождественский гусь,потому что боюськлюва — возле стеныв облаках простыни,рядом с плинтусом тут,

где рулады растут,где я громко поюэту песню мою».Нимб пускает кругинаподобье пурги,друг за другом воследза две тысячи лет,достигая ума,как двойная зима:вроде зимних долинкрай, где царь — инсулин.Здесь, в палате шестой,встав на страшный постойв белом царстве спрятанных лиц,ночь белеет ключомпополам с главврачомужас тел от больниц,облаков — от глазниц,насекомых — от птиц.январь 1964

ОБОЗ