Собрание сочинений

Выстиранная, выглаженная простынязалива шуршит оборками, и бесцветныйвоздух на миг сгущается в голубя или в чайку,но тотчас растворяется. Вытащенные из водылодки, баркасы, гондолы, плоскодонки,как непарная обувь, разбросаны на песке,поскрипывающим под подошвой. Помни:любое движенье, по сути, естьперенесение тяжести тела в другое место.Помни, что прошлому не уложитьсябез остатка в памяти, что емунеобходимо будущее. Твердо помни:только вода, и она одна,

всегда и везде остается вернойсебе – нечувствительной к метаморфозам, плоской,находящейся там, где сухой землибольше нет. И патетика жизни с ее началом,серединой, редеющим календарем, концоми т. д. стушевывается в видувечной, мелкой, бесцветной ряби.Жесткая, мертвая проволока винограднойлозы мелко вздрагивает от собственного напряженья.Деревья в черном саду ничемне отличаются от ограды, выглядящейкак человек, которому больше не в чеми – главное – некому признаваться.Смеркается; безветрие, тишина.

Хруст ракушечника, шорох раздавленного гнилоготростника. Пинаемая носкомжестянка взлетает в воздух и пропадаетиз виду. Даже спустя минутуне расслышать звука ее паденьяв мокрый песок. Ни, тем более, всплеска.1977

Шорох акации

Летом столицы пустеют. Субботы и отпускауводят людей из города. По вечерам – тоска.В любую из них спокойно можно ввести войска.И только набравши номер одной из твоих подруг,не уехавшей до сих пор на юг,

насторожишься, услышав хохот и волапюк,и молча положишь трубку: город захвачен; стройпеременился: все чаще на светофорах – «Стой».Приобретая газету, ее начинаешь с тойколонки, где «что в театрах» рассыпало свой петит.Ибсен тяжеловесен, А. П. Чехов претит.Лучше пойти пройтись, нагулять аппетит.Солнце всегда садится за телебашней. Тами находится Запад, где выручают дам,стреляют из револьвера и говорят «не дам»,если попросишь денег. Там поет «ла-ди-да»,трепеща в черных пальцах, серебряная дуда.Бар есть окно, прорубленное туда.Вереница бутылок выглядит как Нью-Йорк.

Это одно способно привести вас в восторг.Единственное, что выдает Восток,это – клинопись мыслей: любая из них – тупик,да на банкнотах не то Магомет, не то его горный пик,да шелестящее на ухо жаркое «ду-ю-спик».И когда ты потом петляешь, это – прием котла,новые Канны, где, обдавая запахами нутра,в ванной комнате, в четыре часа утра,из овала над раковиной, в которой бурлит моча,на тебя таращится, сжав рукоять меча,Завоеватель, старающийся выговорить «ча-ча-ча».1977

В Англии

Диане и Алану Майерс

I. Брайтон-рок