Собрание сочинений и писем (1828-1876)

Я не проповедую слабости, напротив я убежден, что наряду с большою благожелательностью и особенно наряду с неуклонною справедливостью абсолютно необходима большая строгость. Русский мужик считает промахом не обмануть там, где он может обмануть, он презирает тех, кого обманывает, и, будучи человеком широкого размаха, почти одинаково сильно ненавидит простецкую слабость одних и неправедный гнет других. Хотя я - не очень-то большой любитель телесных наказаний, я думаю, что они к сожалению пока еще совершенно необходимы. Вели же, милый друг, сечь, вели сечь, но сам не секи никогда; это мерзко. И наказывай всегда так, чтобы крестьяне были глубоко убеждены в справедливости понесенного наказания. Когда они убедятся, что ты справедлив, когда они увидят, что ты добр и вместе с тем решителен, они в конце концов станут тебя уважать, а затем и любить, и тогда ты сможешь делать с ними все, что захочешь. Знаю, что все это легко советовать, говорить, но очень трудно выполнять, но трудность вещи ничего еще не говорит против нее, и мало-мальски серьезное предприятие сопряжено с тысячею затруднений. Прежде чем добиться успеха, прежде чем открыть правильный путь, ты несомненно испытаешь тысячу неудач, совершишь тысячу промахов, словом проделаешь бесконечный труд, но разве сделаться отцом, другом и благодетелем сотен бессмертных душ, одновременно заботясь о благосостоянии и процветании собственного семейства, разве это - не достойная цель и не святое дело? 3

Видишь, дорогой Александр, какая трудовая жизнь открывается перед тобою. Не прав ли я был, говоря, что она даст достаточную работу всем способностям твоего ума, сердца и воли? Вступай же на этот новый путь с твердою решимостью, без задних мыслей и без запоздалых сожалений. О чем бы ты стал жалеть? О своей утраченной свободе, о своих абстрактных занятиях, о своих бесполезных и бесцельных фантазиях? Но ведь это была пустота, а теперь ты сменил се на жизнь, одновременно очаровательную и полезную, исполненную любви, радостей, обязанностей и реальных дел. Поверь мне, Александр, в тысячу раз лучше быть целостным человеком, т. е. жить, любить и действовать, чем быть метафизиком или мечтателем и гоняться за китайскими тенями. Уверяю тебя, одна искорка этих прекрасных, знакомых тебе изумрудных очей в тысячу раз ценнее и содержит в тысячу раз больше сокровищ и живого, истинного знания, чем вся Александрийская библиотека, сожженная, как тебе известно, одним мусульманским филантропом 4. А затем ты не рожден философом, да и я тоже в чем я убедился к несчастью несколько поздно. Если только человек не является великим гением, от чего да сохранит тебя небо в интересах твоего счастья и особенно счастья Лизы (ибо жена гениального человека непременно должна стать несчастной), если только он не является прирожденным философом, то философом нельзя стать безнаказанно. Великие люди знания и науки созданы не так, как обычно; они устроены так, что для себя самих-они ничто, а для других-всё; это-книги, абстракции, логические дедукции, ходячие счеты и созерцания, если угодно - возвышенные, по это почти не люди. Несмотря на все свое величие, а быть может именно благодаря ему это- незаконченные существа, выродки природы; их личная жизнь всегда бывала бедною и ничтожною, часто даже сметною. Ньютон например никогда не знал женщины. У тебя нет ни этой слабости ни этой силы, - будь же человеком, будь целостен, реален, счастлив.