Собрание сочинений и писем (1828-1876)

Благодарю тебя за подробности и прошу у тебя еще больше: кто такое Вася, по какому побуждению и с какою мыслью ты приняла его и что ты ему готовишь, и каким образом ты приобрела себе еще третьего сына Роберта Карловича, и какой у него вид и сколько ему лет? 10 Ты видишь, мое любопытство не имеет границ. Я не думаю, чтобы Саша11 помнил меня; да оно и лучше: я не умел еще тогда быть для него добрым дядею. Ты пишешь, что он ленив и слаб характером; он еще в таких летах, что его еще можно и от того и от другого с его содействием вылечить. И я собирался было много писать тебе об этом предмете; но дело не к спеху, письмо это уж и без того переполнено рассуждениями и советами, и я боюсь, чтоб оно не сделалось похоже на книгу нашего покойного дяди Александра Марковича Полторацкого 12. A propos (Кстати.), что делает сынок его, наш Сousin Pierre ? (Кузен Пьер (Петр Александрович Полторацкий) Он перестал к Вам ездить; слышал я, что супруга его Marie (Мария.) сбежала; экая какая! Неужели нашла еще хуже Петра! Впрочем для него потеря не большая; она ему недорого стоила: только пять фунтов Жукова табаку да несколько глупо-трогательных фраз насчет будущности и благосостояния только что тогда купленных им крестьян, которых они потом оба лупили. Я помню, как Любаша бранила меня за эту торговую сделку. Что ж делает он теперь? Пьет или играет в карты? Должно быть, пьет: ему нет другого выхода. Я непременно должен знать об этом. Варинька, он твой сосед, ты мне за него отвечаешь; к тому же ведь он отчасти также и твой воспитанник, ты во время oно сильно заботилась об обращении его на путь истины. Мне очень хочется заставить тебя, мою набожную и святую, немножко позлословить; а так как о Петре нельзя верно сказать нескольких слов, не сказав дурного слова, то я налагаю на тебя обязанность писать мне об нем самые подробные рапорты.

Николай, твой муж, а мой брат 14, должен также писать мне, только о предмете более приятном, о человеке, которого мы оба любим, о Вертеле15. Я с радостью узнал, что дружба их вынесла пробу времени; это делает им обоим честь; рад был также узнать, что Verteuil (Француз Вертэй, знакомый Бакуниных.) - майор и что он женится, хотя, говорят, Оресту нашему это и не очень нравится. Поет ли еще Verteuil "Objet cheri" ("Предмет любви".), а Николай "Fliessen die Tage"? ("Дни бегут". Впрочем это заглавие романса в оригинале написано неразборчиво; ясны только последние два слова "Die Tage", первое же слово разбирается с трудом. (У В. Полонского в томе I "Материалов", стр. 267, напечатано здесь нечто совсем невразумительное: "Juliane du Bose").

Теперь обращаюсь к тебе, моя Татьяна. Если б я хотел высказать все, что я к тебе чувствую, все, что я о тебе думаю, как я люблю тебя, то я никогда не кончил бы, а потому лучше я не стану начинать; ты ведь и без слов поверишь и почувствуешь. Ты больше, чем все другие, - моя, моя крепостная девочка или, лучше сказать, старушка; мученица за всех и лучшая из всех; ты так же, как и я, живешь не своею жизнью, с тою только разницею, что жизнь твоя не ограничивается чувствами, а есть беспрерывное, живое, благодетельное дело самой святой и горячей любви. Поцалуй за меня дочерей Николая.