не был беспомощным. Он всегда мог ориентироваться. Когда приходил врач, он всегда думал: «Что же он хочет, как он судит обо мне?» Затем он что-нибудь говорил, просто чтобы посмотреть, как отреагирует врач, и чтобы сделать из этого выводы; он говорил, например, немотивированно: «Почему же Вы так пугаетесь?» «Хотя я был сумасшедшим, я все-таки был в своем уме»,— считает теперь больной. Что касается его настроения во время психоза, то оно, разумеется, было изменчивым и очень разнообразным. «Вообще я все время чувствовал себя неуютно». Он чувствовал, что находится один в помещении, и мысль на веки вечные лежать там (отзвук идеи Тангейзера) была ужасна. Он думал, скоро никто больше не придет. Потом он испытывал чувство веселья, когда, например, приходили швабы. Часто он был настроен юмористически, шутил и думал: я не хочу отрекаться от своей швабской природы. Когда входили боги, он спрашивал: «Там еще много?» Своими шутками он не хотел допустить умиления немых богов. Но сам он одновременно чувствовал себя при этом взволнованным, ощущал чувство ответственности за свою задачу. Но он также был снова и равнодушным: если ничего не удастся, то тоже хорошо. Хотя он принял решение отдать все силы, исход был ему безразличен. При этом он никогда не чувствовал себя «великим». «Это мое предназначение, я должен сделать это»,— было его настроением. Он мало размышлял, а переживал непосредственно пассивно, но с сознанием быть вооруженным для борьбы, если потребуется.
Следует упомянуть еще о некоторых деталях: некоторое время он ощущал правую руку как будто парализованной
, она болела в локте, и он не мог двигать ею. От этого он почувствовал себя Франком Ведекиндом. Однажды ему показалось, что парализована нога. Никогда он не ощущал чувство ужаса от того, что не может отличить обман чувств от действительности. Никогда не было нарушения равновесия. Не слышалось звуков каких-либо шумов (вообще никакой гиперэстезии). Никогда не было головокружения, головная боль только однажды дома (смотри выше). Не было звона в ушах. Он не замечал, чтобы он сильно потел. Во всем теле он длительное время ощущал стук (сердце). Запор, но частое мочеиспускание. Неприятный вкус во рту, так что он однажды сказал: «Вонь в горле должна прекратиться». Иногда он встряхивал рукой с чувством, что пожимает тем самым руку швабам при их «приходе».