Дальнейшими чувственными отправными точками
были стук топора, который он слышал, прекращение стука, шаги прохожих на улице и, прежде всего, многочисленные голоса. Они звучали как действительно произносимые извне и были самого разного вида. Швабы кричали — он думал, как раз перед окном: «Браво, Иосиф»; «Мы снова здесь»; «Вино тоже с нами»; «Немного дерьма тоже здесь». Некоторые голоса доносились издалека, как будто очень громко кричали с большого расстояния, иногда как будто издалека доносилось эхо, песчинки говорили как ангелочки детскими голосами. Они были так близки, как будто говорили из коридора, и т. д. В себе самом он слышал звуки, как будто лопаются пузырьки, урчание в животе. В эти телесные процессы он переносил также голоса, так что он думал: это звучит как чревовещатель. Далее он слышал голоса всех звуков окружающего мира, передвигаемых стульев, гудков на железной дороге, звуков автомашин и т. д. Голоса птиц он обычно понимал, не слыша от них ни слова, в их значении. Затем он слышал также в чириканье слова, звучащие в птичьем тоне, не так, как говорит человек: «Ты глупец»; «Он тебе не поможет» (когда он молился Богу). В шуме автомашин ему слышалось, это крестьяне идут в деревянных башмаках, это работают гномы, куют Гефесты (при этом он на мгновение сам считал себяГефестом, так как нога была парализована). Дым локомотива означал, подниматься вверх, вверх, вверх в воздух; свист: яд, яд.
Видел
он, в общем, мало: видения из щелей потолка, сияющего Бога Солнца, короля Отто на стене, дьявола за кроватью, Господа Бога, приходящего, как прозрачный платок, сквозь воздух. Действующих лиц, которых он видел, он видел всех в действительности. Если он не осознавал их как другие личности, то «дело было только в системе», не в восприятии. Подтверждения неправильного понимания — «но они не были бы мне нужны» — он находил в особенностях их поведения, в отдаленном сходстве. Но он едва ли осознавал это в своем переживании. Между тем, у него все время было чувство, может быть, все-таки это не она, и т. д.В Гейдельберге и у него был обман чувств относительно запахов и вкусовых ощущений.
Еда имела особенный вкус, воздух наполнен запахами лаборатории. Он думая об отравлении, считал, что, возможно, это исходит от государственного министерства.