Летом 1907 г. окружающие заметили, что он изменился и стал говорить странные вещи. В конце сентября он внезапно разрушил всю домашнюю обстановку, был силой доставлен в больницу, где из-за крайнего возбуждения был одет в смирительную рубашку. Вскоре его перевезли в Германию. 12 декабря его доставили в гейдельбергскую клинику, он полностью ориентировался в ситуации, но в контакт вступать отказывался. Он строил гримасы, кривлялся, принимал позы, характерные для кататонии, выкрикивал громким голосом неразборчивые слоги. Внезапно он разразился громким смехом, затем опять сидел, уставившись перед собой, кусал подушку, бил кулаком по ноге и т. д. При этом его внимание можно было фиксировать, и в большинстве случаев он давал ответы, но пытаясь шутить и уклоняясь от прямого ответа. (Больны?) — «На это мне наплевать». (Сбиты с толку?) — «Насколько я знаю, да». (С какого времени больны?) — «Болен всю жизнь». (С какого времени стало хуже?) — «Не бывает ни худшего, ни лучшего. Бывает только хорошее. Есть только один Бог»1
. (Кто, по его мнению, врач?) — «Миньон». Один раз его состояние было на короткое время прервано более депрессивной картиной: мрачное выражение лица, при приближении к нему непроизвольно отворачивается, не допускает никаких прикосновений, не позволяет задавать вопросы: «Я не буду отвечать на вопросы, Вы спрашиваете 1000 раз одно и то же». Иногда издает рычащие звуки.В конце января больной стал контактен, полностью пришел в себя. Теперь он охотно и подробно рассказывал о себе, каких-либо
1
Слова «хорошее» и «Бог» в оригинале созвучны, это ‘мото играть роль в высказывании.—признаков отклонений не было, но он совершенно не хотел понять, что был болен. Он рассказывает о пережитом им: