а) Кандинский описывал псевдогаллюцинации
, определенный вид патологических представлений. Они отличаются от нормальных большей чувственной определенностью, четкостью, детали-ров анностъю, появлением независимо от воли и вопреки ей, тем самым переживанием пассивности и рецептивности. От ложных восприятий так же, как от нормальных они, однако, отличаются их появлением не во внешнем пространстве одновременно с восприятиями, а во внутреннем пространстве, в котором мы также видим перед собой фантазии. Эти псевдогаллюцинации атаковали теоретическими сомнениями. Речь идет, однако, исключительно о феноменологической, дескриптивной проблеме. Описанные случаи можно представить себе феноменологически иначе, возможно, более очевидным образом. Можно привлечь к этому другие случаи (самоописания, результаты обследований), но только таким наглядным представлением, но никогда теоретическими соображениями, можно опровергнуть Кандинского. Сознание самостоятельности феноменологической задачи хранить здесь от совершенно неверно понимаемой и потому неплодотворной критики.б) Больные нередко переживают феномен, в котором они настоятельным образом осознают, что за ними или над ними кто-то есть. Этот кто-то поворачивается с ними, если они оборачиваются. Они «чувствуют» его, «действительно» кто-то здесь есть. Но они не ощущают прикосновения, они совсем ничего не ощущают, они также не могут его увидеть. Некоторые больные, несмотря на это, рассуждают: никого нет, другие убеждены в существовании этого кого-то, присутствие которого они так живо осознают. Речь здесь, очевидно, не идет об обмане чувств, поскольку отсутствует чувственный элемент, речь не идет о бредовых идеях, поскольку имеется переживание, которое само только в оценке осмысляется правильно или в порядке бреда1
.в) Еще третий пример, из царства чувств, должен продемонстрировать, что посредством простого погружения в отдельные феномены без системы и без теории приходят к представлению и определению таких феноменов, которые прежде всего присоединяются друг к другу. Говорят об экстатических чувствах. В них
1
Эти и сходные феномены я вскоре буду описывать в другом месте на примере случаев, как «достоверные осознания».можно быстро отличить, если не различные феномены, то различные нюансы — правильность отдельного примера здесь, естественно, не важна. Обнаруживают, во-первых, общее воодушевление, растроганность, одержимость всем возможным, во-вторых, глубокое внутреннее блаженство, которое тут и там производит из себя отрадное представление, в-третьих, чувство блаженного подъема и помилования, освящения и большого значения. Такие и сходные быстро проводимые различения требуют, если они должны иметь ценность, феноменологического развития, т. е. уточнения и феноменологического фиксирования.
Мы знаем теперь средства
психопатологической феноменологии (выразительные движения, обследование, самоописания) и пути приведения к собственному представлению (генезис, условия и положения вещей при появлении феноменов, их содержания, имеющиеся в них уже известные феноменологические элементы, символические указания и т. д.), и мы знаем, что в конце концов только призыв к другим привести феномен к собственному представлению с учетом всего сказанного остается липшим. В феноменологической работе поэтому будут встречаться отдельные случаи, добытые из них общие описания и назначения наименований. это не упрек, а только констатация факта, что феноменология, собственно, именует просто непосредственно данное. Только что путь, который в отдельном случае может вести к более общему пониманию, и что относительной полноты феноменологического ограничения всегда трудно достичь. При этом нужно обдумать, что переживание отдельного больного всегда бесконечно по многообразию, что феноменология, однако, выбирает оттуда только нечто общее, которое при переживании другого случая, который мы поэтому называем тем же, такое же, в то время как та бесконечность индивидуального все время меняется. Существует, значит, отношение, что феноменология, с одной стороны, абстрагирована от бесконечности меняющихся составных частей, с другой — обращена вовсе не к абстрактному, а к полностью наглядному. Только насколько что-то можно довести до действительной, непосредственной данности, т. е. наглядно, является предметом феноменологии.