Было кое-что, что непрерывно грызло меня в глубине души: я должен был дать ответ на очень важное письмо, и сделать это нужно было непременно. Но мне мешала смесь обычной моей лени и тяги к удовольствиям. Мой друг-антрополог, благодаря которому я встретился с доном Хуаном, пару месяцев назад написал мне письмо. Он интересовался моими успехами в изучении антропологии и настойчиво приглашал меня к себе. Я сочинил три длинных письма. Перечитывая, я находил их столь банальными и подобострастными, что тут же рвал их. Я не мог выразить в них глубину своей благодарности, своих добрых чувств к нему. Я объяснял себе отсрочку с ответом своим искренним намерением встретиться с ним и рассказать обо всем, что произошло в моей жизни в связи с доном Хуаном Матусом. Но я не спешил совершить свое неизбежное путешествие, так как толком не знал, чем я, собственно, занимаюсь с доном Хуаном. В один прекрасный день я хотел продемонстрировать моему другу настоящие результаты. Пока же я располагал лишь некоторыми смутными набросками возможностей, которые никак не могли сойти за плоды, собранные на поле антропологической деятельности, — по крайней мере, не в глазах моего требовательного друга.
И вот на какой-то вечеринке я узнал, что он умер. Это известие спровоцировало во мне одну из тех опасных тихих депрессий, столь знакомых мне по прошлым временам. Я не мог выразить своих чувств, ибо то, что я чувствовал, еще полностью не сформировалось в моем сознании. Это было смесью подавленности, отчаяния и отвращения к самому себе за то, что я не ответил на его письмо, за то, что я не приехал и не простился с ним.
Вскоре после этого я отправился с визитом к дону Хуану. Подойдя к его дому, я уселся на один из ящиков на крыльце и попытался подыскать слова, которые бы не звучали банально и могли выразить отчаяние, испытываемое из-за смерти друга. Каким-то непостижимым образом дон Хуан знал о причинах моих душевных мук, которые и привели меня к нему.
— Да, — сухо сказал дон Хуан, — я знаю, что твой друг, антрополог, направивший тебя ко мне, скончался. По некоторой причине я знаю точное время его смерти. Я
Его сухое заявление потрясло меня до глубины души.
— Я давно видел ее приближение. Я даже говорил тебе об этом, но ты пренебрег моими словами. Я уверен, что ты даже не помнишь их.
Я помнил каждое слово, произнесенное им, но в то время я еще не понимал значения этих слов. Дон Хуан заявил, что некое событие, тесно связанное с нашим знакомством, но не часть его, явилось причиной, по которой он
— Я
— И каково значение всего этого, дон Хуан? — спросил я механически.
— Значение смертельное, — ответил он. — Дух подал мне знак, что нечто подходит к концу. Я решил, что подходит к концу моя жизнь, и принял эту весть со всей благодарностью, на которую был способен. Только позже, гораздо позже до меня дошло, что это не моя жизнь подходит к концу, но вся моя
Я не понимал, о чем он говорит. Как же я мог воспринять это всерьез? Насколько я мог судить, это не слишком отличалось от всего того, из чего тогда состояла моя жизнь, — от болтовни.
— Твой друг сам рассказывал тебе, и довольно многословно, о том, что умирает, — сказал дон Хуан. — И ты сознавал то, что он говорил, как сознаешь и то, что говорю тебе я, но в обоих случаях ты предпочел не придавать этому значения.
Мне нечего было ответить. Я был раздавлен его словами. Мне хотелось вдавиться в ящик, на котором я сидел, исчезнуть, провалиться сквозь землю.
— Но не твоя вина, что ты не придал этому значения. Это все молодость, — продолжал он. — Тебе еще надлежит так много сделать, столько людей окружает тебя! Ты не
Пытаясь защитить свою последнюю крепость — веру в собственную наблюдательность, я указал дону Хуану на то, что попадал в смертельно опасные ситуации, где требовалось проявить смекалку и бдительность. Беда была не в том, что мне недоставало внимания. Я просто был недостаточно ориентирован, чтобы составить верный список приоритетов. Вот почему все для меня было в равной степени как важным, так и не важным.
— Быть
Я стал протестовать, утверждая, что все, что он говорит, не может быть правдой.