Суматоху, которую вызвала эта сцена у соратников дона Хуана, невозможно описать. Они потеряли все свое самообладание. Очевидно, все они видели, как за Нагвалем из комнаты вышла маленькая девочка.
Сам я, видимо, был на грани взрыва. Я почувствовал, что почти теряю сознание, и вынужден был сесть. Я ощутил присутствие этой маленькой девочки как удар в солнечное сплетение. Она была поразительно похожа на моего отца. Меня захлестнули волны сентиментальности. Я стал с болезненным интересом докапываться до смысла всего этого.
Когда дон Хуан вернулся в комнату, я уже немного овладел собой. Ожидание того, что он скажет о маленькой девочке, перехватило мне дыхание. Все были так же возбуждены, как и я. Они обратились к дону Хуану одновременно, и весело рассмеялись, когда осознали это.
Главное, что всех нас интересовало, — была возможность выяснить, было ли нечто общее в том, как воспринял каждый из нас внешний вид
Я мог подтвердить любую деталь того, о чем они говорили. Ее глаза были настолько яркими и наполненными энергией, что в действительности вызвали у меня боль. Я ощутил тяжесть ее взгляда на своей груди.
Серьезный вопрос, который задавали соратники дона Хуана и повторял я, касался смысла этого события. Все сошлись на том, что этот
Они утверждали, что могут быть сотни, даже тысячи случаев, когда чужая энергия проскальзывает незамеченной через естественные барьеры в наш обычный человеческий мир, но что в истории их традиции ни разу не упоминалось о событиях подобного рода. Их больше всего беспокоило то, что о подобном не упоминалось ни в одной магической истории.
— Неужели нечто подобное произошло в истории человечества впервые? — спросил дона Хуана один из них.
— Я думаю, что это происходит постоянно, — ответил он. — Но это никогда не происходило так открыто, так явно.
— Чем это может обернуться для нас? — спросил кто-то.
— Для нас — ничего, но для него — все, — сказал он и указал на меня.
Наступила напряженная тишина. Некоторое время дон Хуан шагал взад-вперед по комнате. Затем он остановился передо мной и уставился на меня. По его виду можно было сказать, что он не может найти слов для выражения того, что он только что понял.
— Я даже не могу представить себе масштаба того, что ты сделал, — наконец сказал мне с недоумением в голосе дон Хуан. — Ты угодил в ловушку, но это была не такая ловушка, о которой я тебя предупреждал. Твоя ловушка была такой, что в нее мог попасться только ты, и она была еще более смертельно хитрой, чем я мог себе представить. Я опасался, что ты можешь стать жертвой лести и обожания. Но я не мог учесть, что существа мира теней поставят ловушку, которая использует присущее тебе отвращение к любым ограничениям.
Как-то дон Хуан сравнивал свою и мою реакции на то, что больше всего ограничивает нас в мире магов. Он говорил, и из его уст это прозвучало как жалоба, что хотя он желал этого и неоднократно пытался, но так ни разу и не смог вызвать в других такое чувство любви, которое возбуждал его учитель, Нагваль Хулиан.
— Для меня важнее всего было понять и признать — чего я от тебя совсем не скрываю — одно: я не обладаю от природы даром вызывать слепую и безоглядную любовь. Ну что ж!
— Присущей тебе основной особенностью характера является то, — продолжал он, — что ты не можешь выносить любого рода ограничений, и для того, чтобы их разрушить, ты готов отдать свою жизнь.
Я искренне возразил ему, что он преувеличивает. Мое понимание было еще не столь ясным.
— Не беспокойся, — рассмеялся он, — магия — это действие. Когда наступит время, ты найдешь место своим склонностям точно так же, как я научился актуализировать свои. Мои заключаются в том, что я принимаю свою судьбу, но не пассивно, как идиот, а активно, как воин. Твои — в том, чтобы вырваться из любых ограничений, не будучи при этом ни капризным, ни слишком прагматичным.
Дон Хуан пояснил, что, когда я слил свою энергию с
— Почему же