Собрание сочинений. Том 1

Признаюсь, Ленин из меня самого довольно мучительно и медленно «выходил». Образ златокудрого мальчика на портрете все таял и таял. Но многих, в том числе и меня, пугал подсознательный инстинкт самоспасения, страха окончательно порвать с обществом, в котором Ленин не подлежал сомнениям. Я и в «Братской ГЭС», и особенно в поэме «Казанский университет» пытался возвышенно использовать образ юного мятежника во имя справедливости – Володи Ульянова, который тогда еще не стал Лениным, отдающим приказы расстреливать крестьян, не сдающих советской власти семенное зерно. Я даже цитату из Ленина, семнадцатилетнего, обратил в поэме «Казанский университет» против «наследников Сталина: «А стена-то ведь гнилая. Ткни – развалится она».

Помню, шел я в год столетия Ленина на лыжах переделкинским лесом по последнему задержавшемуся апрельскому снежку, а навстречу мне бодренький свеженький Вениамин Каверин, хотя в моем сегодняшнем возрасте, и тоже на лыжах: «Евгений Александрович, я тут прочел в последнем юбилейном номере к столетию Ленина ваш «Казанский университет»… У нас что, переворот, что ли? Как это напечатали?!»

Перечитывая свою «Преждевременную Автобиграфию», я не нашел в ней ни одинешенького неискреннего слова. Но искренность еще не есть истина. Я был тогда точнехонько таким, каким я себя описал – не лучше, не хуже. Но я не хочу, чтобы мои читатели подумали, что обо всем, написанном в этой автобиографии столько лет назад, я считаю и думаю так же и сейчас. Выберите сами, в чем я был прав, в чем нет. Я вам ничего не навязываю.

8. Володя Ульянов и Сосело Джугашвили

Я освободился от культа личностей не только Сталина, но и Ленина, но и от культа безличности. И народ тоже может ошибаться, если его «ошибают». Советую всем вам не доверять «на слово» политикам, а больше верьте фактам и первоисточникам. Политика часто меняет характеры и психологию людей по мере возвышения их во власти. Так, я думаю, она изменила бывших мальчиков и Володю Ульянова, ставшего Лениным, и бывшего Сосо Джугашвили, ставшего Сталиным. Они были разные, но их объединяло то, что и у того и другого был так называемый исторический магнетизм. Такой магнетизм может быть и опасен. Книга Ленина «Государство и революция» когда-то произвела на меня большое впечатление. Но я думаю, что Ленин, выросший в христианской семье, к несчастью, сам себя расхристианил, потеряв жалость ко всему человечеству сразу после повешения старшего брата. Когда я был в Симбирске у могилы его отца Ильи Николаевича во время работы над «Казанским университетом», то я заметил, что выгравированный на надгробном камне крест был закрашен белой краской, но все-таки очертания его проступали. Это советская власть, тогда насаждавшая ленинский атеизм, закрасила крест. Какое насилие над смертью верующего отца его сыном, ожесточившимся даже на Христа.

Говоря о Ленине, прилагательных к слову «гений» Пастернак избежал, и не думаю, что из-за осмотрительности, а из-за того, что сама история еще не подыскала к Ленину прилагательного.

8. Ненависть – плохой соавтор

Сталину гораздо легче приклеить слово «злой», но это будет примитивно, он был гораздо сложнее и, может быть, гораздо несчастней. Ненависть-то – плохой соавтор. Но все исторические личности, неотделимые от истории, надо обязательно изучать, но только не бегло, а вдумчиво. Детство Сталина было тяжелым. Про него ходили слухи, что он был вовсе не сыном сапожника. У него в детстве была оскорбительнейшая кличка, которую дают незаконнорожденным. Отец избивал и его, и мать. Не забудем, что Сосо Джугашвили – несостоявшийся поэт, и безо всяких сомнений, одаренный. Одно его стихотворение, напечатанное под Рождество в тбилисской газете «Иверия» в 1895 году, когда автору было 16 лет, заставило меня задуматься. Тогда он писал под псевдонимом Сосело.

* * *

Как тень, он и в снежные бурибродил от дверей до дверей

с дубовым рассохлым пандури,с несложной песней своей.А в песне его родилась,Как утренний солнечный луч,Божественная правдивость,

И голос певца был могуч.Он биться заставил все разомКаменные сердца,И прояснил всем разум,И биться учил до конца.Но, словно за песни награду,

Которые их спасли,Улыбку тая, они ядуОтверженному преподнесли.Сказали, его унижая:«Будь проклят! Так пей до дна!И песня твоя – чужая,И правда твоя не нужна!»