Собрание сочинений, том 15

Мы не знаем, каким образом добывались эти суммы. Во всяком случае, не путем налогового обложения. Нам говорят, что израсходованы 4 миллиона, уплаченные Французским банком за возобновление своих привилегий; 51/2 миллионов заимствованы из дотационного фонда армии, и в обращение пущены всевозможные кредитные бумаги. Что касается положения дел в данный момент, то наш парижский корреспондент уверяет, будто государственное казначейство не имеет достаточно денег для предстоящей в следующем месяце выплаты полугодовых дивидендов. В таком плачевном и постыдном положении оказались французские финансы после десяти лет блестящего и преуспевающего императорского правления, и только теперь, в момент, когда французское правительство оказалось не в состоянии выполнять свои текущие обязательства, оно проявляет до некоторой степени доверие к нации и приоткрывает ей небольшую частицу той действительности, которая скрывалась за пышной фантасмагорией столь часто превозносимого финансового процветания. Более того, именно в этот момент «Revue des deux Mondes» привлекается к судебной ответственности за публикацию некоторых сведений относительно финансового положения Франции, недостатком которых является разве лишь то, что они выдержаны в чрезмерно розовых тонах».

«Times» спрашивает далее о причинах этого крушения. За десять лет существования Империи экспортная торговля Франции возросла более чем в два раза. Вместе с промышленностью развивалось сельское хозяйство, а одновременно росла и железнодорожная сеть. Кредитная система, делавшая до 1848 г. лишь свои первые шаги, получила бурное и всестороннее развитие. Все это происходило не по велению императора, а благодаря переворотам на мировом рынке, происшедшим после открытия золота в Калифорнии и Австралии. Но почему же произошла катастрофа?

«Times» упоминает о чрезвычайных расходах на армию и флот, являющихся естественным результатом стремления Луи Бонапарта играть в Европе роль Наполеона. Газета упоминает о войнах и, наконец, о колоссальных расходах на общественные работы, которые должны были дать занятие предпринимателям и пролетариям и поддерживать у них хорошее настроение-

«Но», — продолжает «Times», — «всего этого недостаточно для объяснения столь страшного дефицита, самого большого в летописях истории… К агрессивным вооружениям в армии и флоте, к общественным работам и непредвиденным войнам присоединилась позорная и всеобщая система грабежа. — На Империю и ее приверженцев падал золотой дождь. Огромные состояния, приобретенные внезапно и каким-то загадочным образом, вызывали скандальные толки и удивление до тех пор, пока скандальные толки не затихли, а изумление не ослабло вследствие частого повторения и даже всеобщего характера этого явления. Современная Франция дала нам ключ к тем местам из сатир Ювенала, где внезапно приобретенное богатство рассматривается как преступление против народа. Роскошные жилища, великолепные экипажи, чрезмерная расточительность людей, которые до coup d'etat [государственного переворота. Ред.] влачили, как это всем известно, голодное существование, — у всех на устах. Двор устанавливал свой бюджет с почти невероятной расточительностью. Новые дворцы возникали как по мановению волшебного жезла, и блеск ancien regime

[старого порядка. Ред.] был превзойден. Безумная расточительность не знала никаких границ, кроме наличности государственной казны и государственного кредита. Первой уже более не существует, второй исчерпан. Вот что принесли Франции десять лет императорского правления».

Важнейшим для Европы вопросом является, несомненно, вопрос о том, может ли превратиться финансовая система Империи в конституционную финансовую систему, на что как будто подает надежды переписка между Луи Бонапартом и Фульдом? В данном случае дело идет не о мимолетных намерениях отдельных лиц. Дело идет об экономических условиях существования реставрированной Империи. Мошенническая система финансов могла бы превратиться в обычную финансовую систему только путем устранения коррупции как всеобщего средства управления, путем сокращения численности армии и флота до уровня мирного времени и, следовательно, путем отказа нынешнего режима от подражания Наполеону, наконец, путем полного отречения от проводившегося до сих пор плана, который заключался в том, чтобы привязать к существующему правительству некоторую часть буржуазии и городского пролетариата посредством развертывания большого строительства за государственный счет, а также других общественных работ. Но разве выполнение этих условий не означало бы: «Et propter vitam vivendi perdere causas»! [ «И ради жизни сгубить источники жизни» (Ювенал. «Сатиры»). Ред.]

 В самом деле, разве под маркой наполеоновской фирмы может быть восстановлена скромная система Луи-Филиппа? Это так же невозможно, как и учреждение Июльской монархии под сенью drapeau blanc[217].