Собрание сочинений, том 17

«Революция 18 марта не имела единственной целью обеспечить Парижу выборное, но подчиненное деспотической опеке строго централизованной национальной власти коммунальное представительство. Она должна завоевать и обеспечить независимость для всех коммун

Франции, а также для всех более крупных единиц, департаментов и провинций,объединенных между собой в своих общих интересах подлинно национальным соглашением; она должна гарантировать и увековечить республику... Париж отказался от своего кажущегося всемогущества, которое тождественно с его злоупотреблением своей ролью, но он не отказался от той моральной власти, от того интеллектуального влияния, которое так часто доставляло ему победу в его пропаганде во Франции и в Европе»[434]

.

«Теперь Париж снова работает и страдает ради всей Франции, для которой он готовит своими боями и своими жертвами интеллектуальное, моральное, административное и экономическое возрождение, славу и процветание» (Программа Парижской Коммуны, распространявшаяся с воздушного шара)[435]

.

Г-н Тьер во время своей поездки по провинции руководил выборами, и прежде всего своими собственными выборами в разных местах. Но тут было одно затруднение. Бонапартисты-провинциалы сделались в тот момент совершенно неприемлемы. (К тому же он не хотел их, как и они не хотели его.) Многие из старых искушенных орлеанистов разделили судьбу бонапартистов. Поэтому было необходимо обратиться к удалившимся в деревню легитимистским землевладельцам, которые совершенно отстранились от политики и которых легче всего было одурачить. Они-то и придали Версальскому собранию ярко выраженный характер «chambre introuvable» Людовика XVIII, его помещичий характер. В своем тщеславии они, конечно, поверили, что с падением бонапартовской Второй империи и под покровительством иноземного завоевателя наконец-то наступило их время, так же как в 1814 и 1815 годах. И по-прежнему они оказываются в дураках. Поскольку они действуют, они могут действовать только в качестве элементов партии порядка и орудий ее «анонимного» террора, как в 1848—1851 годах. Их собственные партийные излияния придают всему этому сообществу только комический характер. Они вынуждены поэтому терпеть в качестве президента тюремщика-акушера герцогини Беррийской и в качестве своих министров псевдореспубликанцев правительства обороны. Их отшвырнут в сторону, как только они выполнят свое дело. Но благодаря этому любопытному стечению обстоятельств — причуда истории — они вынуждены нападать на Париж за его восстание против «Republique une et indivisible»; [единой и неделимой республики. Ред.] (это — выражение Луи Блана, Тьер называет это единством Франции), тогда как их первым подвигом был именно мятеж против единства, когда они заявили, что Париж должен быть «обезглавлен и лишен звания столицы», и хотели, чтобы Собрание занялось своими высокими обязанностями в провинциальном городе.

Вернуться к тому, что предшествовало централизованной государственной машине, сделаться более или менее независимыми от ее префектов и министров и заменить ее провинциальным и местным вотчинным влиянием помещичьих усадеб — вот чего они действительно хотят. Они стремятся к реакционной децентрализации

Франции. Париж же желает заменить ту централизацию, которая сослужила службу в борьбе против феодализма, но затем превратилась в единство чисто искусственного целого, опирающегося, на жандармов, на красное и черное воинство, подавляющего жизнь действительного общества, тяготеющего над ним, как кошмар, придающего Парижу «кажущееся всемогущество» благодаря тому, что оно включает в себя Париж и не включает провинцию, — заменить эту единую Францию, существующую вне французского общества, политическим объединением самого французского общества при помощи коммунальной организации.

Действительными сторонниками разрушения единства Франции являются поэтому депутаты «помещичьей палаты», которые восстают против единой государственной машины, поскольку она умаляет их собственное местное значение (их сеньоральные права), поскольку она является антагонистом феодализма.

Париж же стремится разрушить эту искусственную унитарную систему, поскольку она является антагонистом действительного, живого единства Франции и простым орудием классового господства.

Контистские взгляды