Собрание сочинений. Том 4

Ах, как работал экскаваторщик!Зеваки вздрагивали робко.От зубьев, землю искарябавших,им было празднично и знобко.Вселяя трепет, онемение,в ковше из грозного металлаземля с корнями и каменьяминад головами их взлетала.И экскаваторщик, таранившийотвал у самого обрыва,не замечал, что для товарищейнастало время перерыва.С тяжелыми от пыли векамион был неистов, как в атаке,и что творилось в нем, не ведаливсе эти праздные зеваки.Случилось горе неминучее,но только это ли случилось?Все то, что раньше порознь мучило,

сегодня вместе вдруг сложилось.В нем воскресились все страдания.В нем – великане этом крохотном —была невысказанность давняя,и он высказывался грохотом!С глазами странными, незрячимион, бормоча, летел в кабиненад ивами, еще прозрачными,над льдами бледно-голубыми,над голубями, кем-то выпущенными,над пестротою крыш без счета,и над собой, с глазами выпученнымизастывшим на доске Почета.Как будто бы гармошке в клапаны,когда околица томила,он в рычаги и кнопки вкладывалсвою тоску, летя над миром.Летел он…                Прядь упрямо выбилась.Летел он…

                Зубы сжал до боли.Ну, а зевакам это виделоськрасивым зрелищем – не боле.6 апреля 1963, Коктебель

«Нет, мне ни в чем не надо половины…»

Нет, мне ни в чем не надо половины!Мне – дай все небо! Землю всю положь!Моря и реки, горные лавинымои – не соглашаюсь на дележ!Нет, жизнь, меня ты не заластишь частью.Все полностью! Мне это по плечу!Я не хочу ни половины счастья,ни половины горя не хочу!Хочу лишь половину той подушки,где, бережно прижатое к щеке,беспомощной звездой, звездой падучей,кольцо мерцает на твоей руке…6 апреля 1963

Вздох

Он замкнут, друг мой,                                  страшно замкнут —он внутрь себя собою загнан.Закрыл он крышкой, как колодец,глубины темные тоски,и мысли в крышку ту колотяти разбивают кулаки.Он никому их не расскажет,он их не выплачет навзрыд,и все в нем глухо нарастает,и я боюсь,               что будет взрыв.Но взрыва нет,                       а только вздох,и вздох,            как слезы бабьи – в стог,как моря судорожный всхлипу мокрых сумеречных глыб.Я раньше был открыт-открыт,ни в чем себя не сдерживал,

за что и был судьбой отбрит,как женщиной насмешливой.И я устал.               Я замкнут стал.Я улыбаться перестал.Внутри такая боль живет!Взорвусь – мне кажется – вот-вот,но взрыва нет,                      а только вздох,и вздох,            как слезы бабьи – в стог,как моря судорожный всхлипу мокрых сумеречных глыб…Мой старый друг,                           мой нелюдим,давай, как прежде, посидим.Давай по чарочке нальем,давай вздохнем —                            уже вдвоем.19 апреля 1963, Коктебель

«Очарованья ранние прекрасны…»