Собрание сочинений. Том 4

Но плазма консерватизма будет сопротивляться. Не все, кто заражен общественной пассивностью, реакционеры. Они боятся попасться на удочку обещаний, как в прежние годы, а потом… «а потом суп с котом». Их можно понять. Здоровый скепсис может быть и конструктивен. Сегодняшним скепсисом мы расплачиваемся за вчерашнее вранье. Но повальный скепсис так же разрушителен, как повальный оптимизм. Преодоленный скепсис – это высвобожденная энергия. Но процесс этот медленный. В гласности за эти годы мы сделали поистине гигантские шаги, хотя далеко не все, а в сфере материальной такие же быстрые перемены, как в сфере идеологической, невозможны. Надо набраться терпения. Сейчас главный вопрос – это вопрос взаимодоверия личности и государства. Если удастся это взаимодоверие, удастся и перестройка. Не удастся перестройка, не удастся и социализм.

Сейчас стоит вопрос о жизни и смерти одной из величайших идей человечества. Если эта идея умрет, то даже при условии экономического процветания мы превратимся в ничтожное бездуховное общество, где правят деньги и вещи. Но высокое духовное общество с продовольственными талонами, стычками из-за итальянских сапог и с тысячами других дефицитов невозможно. Когда столько сил уходит на доставание, то их не остается для духовности.

Формула желаемого общества такова: экономическое процветание, но не за счет духовного. Духовное процветание, но не за счет экономического. Для этих двух процветаний, соединенных в одно, нам нужна гласность, и не спазматическая, не припадочная, а стабильная, надежная. Если нам снова начнут пережимать кислородные шланги, то общество может задохнуться. Попытки такого пережимания существуют. Борьба против гласности бюрократов – это борьба скорее не идеологическая, а биологическая. Но есть одно парадоксальнейшее явление: борьба против гласности некоторых писателей, уму непостижимо – писатели ностальгируют по цензуре!

Боюсь, что и здесь явление не столько идеологическое, сколько биологическое: зависть. Еще несколько лет назад читатели расхватывали в библиотеках беллетристику не первого сорта, особенно если она экранизировалась. Теперь внимание к такой беллетристике слабеет на фоне появления мощных произведений из литературного наследия, из письменных столов наших современников. Некоторые вчерашние популярные писатели занервничали, чувствуя, что читательский интерес переключается на другие имена. Надо бы из этого сделать выводы, задуматься – почему? Но для таких выводов необходимо личное мужество. Гораздо легче обвинить своих коллег в дешевой сенсационности, в заигрывании с читателем, а то и с Западом. На одном из писательских собраний я слышал горестное восклицание: «Нормальную, спокойную литературу никто читать не хочет!» Когда, в кои веки русская классика была «спокойной»? Разве не было раз и навсегда сказано: «Уюта – нет. Покоя – нет»? На другом собрании один оратор назвал ряд центральных газет и журналов проповедниками «капитуляции перед Западом». Нет! Капитуляцией перед бездуховностью будет наша гражданская трусость, если с позиций отвоеванной нами гласности мы снова сползем на позиции умолчания, приписочности. Нельзя осуществлять перестройку, ничего не перестраивая.

Есть и тревожные симптомы. К ним я отношу оскорбительный тезис «некрофильства» по отношению к возвращению нашему народу его литературного наследия, тезис «необходимости нового Сталинграда», где проводится недопустимая параллель между наступлением врага в первые месяцы войны и нашей сегодняшней отечественной критикой бюрократии, вульгарности, корыстолюбия. Открываешь журнал и глазам своим не веришь, читая шовинистическое оплевывание таких дорогих для нас поэтов, как Багрицкий, Светлов, а заодно издевательство над целой плеядой погибших на войне поэтов. Критиковать такие тезисы почему-то считается «расколом», мешающим писательской консолидации, а вот сами тезисы в разряд «раскольнических» почему-то не попадают. Консолидация нам действительно необходима, но принципиальная, а не беспринципная. Мы действительно должны повышать культуру дискуссий, не превращая творческий спор в грызню и взаимооскорбления. Но без полемики выяснение истины невозможно. Отказ от принципов во имя ложного «на Шипке все спокойно» несовместим с движением вперед. Вместо линии раскола нужна линия нравственного разделения.