Для нее Караван-Сарай прежде всего замечательный памятник архитектуры, заложенный еще при губернаторе Перовском, у которого гостил Пушкин во время работы над книгой о Пугачеве. И «Капитанскую дочку» Мария знает почти наизусть: ведь там описан ее родной край.
Странно и радостно думать ей, что великий поэт в те далекие времена приезжал сюда из сказочного Петербурга и, как она, ходил по этим улицам вместе с хозяином города и губернии Перовским, культурным светским человеком и жестоким, незадачливым генералом.
Перовский хотел показать, что русский император не намерен обращать магометан в христианство насильно, о чем трубили фанатики. Поэтому в прямоугольном дворе, образованном крыльями двухэтажного дома, что построен по типу азиатских караван-сараев, воздвигли большую мечеть с каменным минаретом, облицованным белыми изразцами. Равной ей нет в крае. Всем начальникам башкирских кантонов объявили, что в Караван-Сарае будут останавливаться башкиры, приезжавшие в город по своим делам. Польщенные начальники собрали среди верующих до тридцати тысяч рублей для отделки новой мечети, но в здании Караван-Сарая уселся губернатор.
Все это в прошлом.
«Очень хорошо, — подумала Мария, — что здесь не постоялый двор для торговцев, а здание, похожее на музей, украшающее центр города».
Она прошла по двору, вышла в городской сад, уже тронутый золотинкой осеннего увядания, будто проблески седины в зеленых кудрях деревьев. Солнце ярко светило, и в воздухе плыли сверкающие нити паутины бабьего лета.
— Теперь я больше не сержусь на тебя, — надменно сказала Мария на другой день Александру Коростелеву. — Мне кажется, я все поняла.
Он ничуть не удивился неожиданному признанию.
— Я на тебя тоже не сержусь.
— Вот как! — Она сначала растерялась, потом резко встряхнула коротко остриженными волосами, капризно изогнутые темные брови сошлись почти вплотную: «Все иронизирует, сверхчеловек!»
— Ой, наконец-то я вас догнал! — Лешка Хлуденев забежал вперед, пятясь и заглядывая снизу в лицо Коростелева, выпалил: — Самуил Цвиллинг приехал! Меня из клуба послали за вами.
Александр просиял:
— Замечательно! Значит, в цирке Камухина мы выступим с новыми силами. Сегодня будет многолюдное собрание, солдаты придут…
Лешка, явно не желая омрачать настроения Коростелева, нерешительно перебил:
— Цвиллинг вроде… не совсем здоров. С дороги, может быть…
— Как нездоров? Что с ним?
— В больницу положили.
— То-варищ Хлуденев! Лешка! Чего же ты сразу-то не сказал?
А Мария, уже сочувственно глядя на Александра, думала: «Нет, я была не права! Хорошо, что он понял мое состояние и по-дружески отшутился. Он просто умеет владеть собой, поэтому и кажется иногда холодным, даже черствым. Вот сейчас все чувства написаны на лице. И правда, такое огорчение!»
Но Александр Коростелев спросил уже деловито:
— В какой больнице? — Марии кинул ласково, хотя и озабоченно: — Значит, до шести!
Коростелев и Лешка быстро шли по солнечной улице. Дыни всех сортов лежали возле лавок, желтея от зависти к успеху самодовольных арбузов, целые горы которых разбирались прохожими с ходу, несмотря на запреты и ограничения: власти боялись эпидемий — где-то в Средней Азии появились холера, тиф… Хорошо, что летний зной сменился ласковым теплом осени. Скоро вместо черных мух полетят белые, меньше грязи, меньше заразы. Проходили по улицам верблюды, раскачивая тяжелые вьюки, проплывали, заслоняя городской пейзаж, серо-зеленые возы душистого сена. Лошади, странно маленькие перед такой поклажей, вытягивались, напрягаясь на ухабах, но еще более странно выглядели рядом с сеном заложенные рысаками ошинованные коляски с разодетыми дамами и господами.
«Эти тоже нагрянут на собрание, как в театр», — думал Александр Коростелев, провожая неприязненным взглядом богатых, праздных людей.
Красавица Софья Кондрашова, что прокатила мимо в элегантном наряде, еще больше усилила его неприязнь.
«Чувствуют себя при этой „революционной“ власти как рыбы в воде… А Цвиллинг заболел, наверное, потому, что переутомился. Не бережет себя, да и здоровье у него некрепкое… Жаль. Здешние болтуны, конечно, репетируют сейчас перед зеркалами свои выступления».
Коростелев презрительно усмехнулся, зашагав еще быстрее. Занимала его мысли и невольно обиженная им Мария, ее неловкое признание. Ну как можно сейчас стремиться к личному счастью? Любовь, свадьба, дети… Лицо Коростелева приняло то самое выражение застенчивой нежности, о котором мечтала Мария Стрельникова. Улыбка вспыхнула в глазах и… погасла.
В редкие свободные минуты он заглядывал к детишкам Вирки Сивожелезовой, относил им пакетики с сахарином и хлеб, забывая тревоги-заботы, играл с маленьким Илюшей, а о Марии старался не думать.
— Что с Цвиллингом-то?
— Кичигин тоже в больницу побежал, — вместо ответа сообщил Лешка, очень гордившийся своими обязанностями связного.
Несколько минут Александр шагал молча, только морщился, предчувствуя торжество в стане врагов, которые, конечно, боялись приезда и выступлений Цвиллинга.
— А что слышно в Нахаловке о Фросе Наследовой?