Собрание сочинений в 15 томах. Том первый

Однако от посещения дома Распутина у меня осталось светлое впечатление. Пятиэтажка. Четвёртый этаж. В доме было так много солнца! Я никогда не видел так много солнца. И тут я убедился, что Иркутск по солнечным дням даёт фору и Крыму, и Италии. Учёные уверяют, что солнце потухнет через пять миллиардов лет. Так что нам особо беспокоиться не стоит. И самый зенит солнца, пожалуй, припал на наше время. И вот этот зенит, почудилось мне, собрался в полном составе именно в доме Распутина.

Коренное мне задание – репортаж про выходной прогулочный переход иркутян на лыжах через Байкал.

Переход завтра, в субботу, в крайний день недели. Помнят, нет легче дня против субботы.

Парни, девчата уже сегодня вечером подадутся наушкинским поездом в начальный пункт Танхой.

Как всё будет?

На обсуждение плана я пришёл в штаб перехода.

Когда руководитель перехода Геннадий Ефиркин (крайний слева; я в центре) узнал, что мне за сорок, что я и секунды не стоял на лыжах и что у меня после травмы левая нога постоянно подвихивается даже дома, на ровном полу, он побледнел:

– Я категорически против! Нельзя вам идти с нами. От Танхоя до Листвянки по прямой сорок пять километров! Больше марафонской дистанции! И байкальский лёд – это не Пешков-стрит! Выход: вас подвезут на машине в Листвянку, в конечный пункт нашего перехода, и о нём мы в деталях всё расскажем вам. Пишите!

– Нет, Гена. Ваши впечатлизмы важны. Но мне нужны свои. Репортаж – личное участие в событии! Если вы меня не возьмёте – я не стану писать вообще! Я пойду… Пускай все молодые на лыжах. Один я старичок на своих двоих с больной ногой. И – перебегу Байкал!

Раздосадованный, вконец разобиженный на самого себя вернулся я из штаба перехода.

– Ты чего, чудечко на синем блюдечке, отквасил губы? – спросил Николай.

– А! Швах мои делишки… Послушал людей… Пожалуй, они правы. Не топтать байкальские мне вёрсты.

Он как-то разом притемнился в лице:

– Что так? Чем ты хуже других? Или ты у господа баню сжёг?

– Не падок на пожары.

– Тем более. Случаем прорваться в нашу сторону да не нарисоваться на Байкале! Это, друже, всё едино, что впервой приехавшему в столицу не пойти на Красную площадь. Кто это посмел тебя не пустить?

– Я.

– Е-е-ень!.. Опять вечорошние песни!

С минуту Николай смотрит быком.

Глубоко, поди, до дна легких вдохнул, гаркнул лихоматом:

– Микки!

Из коридора влетели, тыркаясь друг в дружку, здоровенный котина и вдвое мельче против него карманная жиденькая псинка на недовывернутых спичечно-тонких ножках колёсиками.

И велит он собачонке:

– Микки! Посмотри, пожалуйста, вот на этого бабая, – пальцем на меня. – И тут же доложи всё, что ты про него думаешь.

Сучонка задрала худую мордуленцию, нагло вылупилась на меня. Потом с ленивой брезгливостью тявкнула и потешно заперебирала кривыми палочками ног, степенно удаляясь из комнаты.

– Беспутенький, наивняк… Даже Микки набрыдли твои байки про неудобно. Докуда им кланяться? Неудобно в почтовом ящике спать. Ноги высовываются и дует! А всё прочее… Придись до любого… Сколько положено труда… Ехал писать про переход и не быть в переходе? Анекдот!

– Анекдот, если пойду! Это не прихоть моего каприза. Поверь… Ну как не понять? Все на лыжах, один я на своих рессорах… Разве я виноват, что рос под Батумом? Разве виноват, что видел лыжи лишь в кино? Березовый, никудышный я лыжник… И для смеха лыж даже в руках не держал! Эсколь народищу! Тяни один я всех назад?.. О-очень здорово! И потом, пеше не сунешься. Совесть не пустит… Надо бежать! С моей аварийной коленкой?! А мне уже и не двадцать… Давненько выщелкнулся из молодых. Большие уже мои года. Два кидай по двадцать! Да с гачком!.. И за раз сорок пять кэмэ по льду! Да куда-а мне лезть?!

– Не пойму… Или ты умом граблен? Ты подумал, как сядешь писать?

– Завтра к четырем – к тем порам уже перейдут – отправятся в Листвянку встречать. На автобусах. Уже договорился, на одном завернут за мной. Обратного пути вполне хватит, потолкую с добрым десятком. Неправда, наскребу живых впечатлений.

– Эдаким макаром мылишься сляпать репортаж? Не видя? Не участвуя сам в деле? Какого ж огня было переться за пять тыщ вёрст?

Конечно, он прав, подчистую прав.

Брал я командировку… Мне даже мысль не пала, что я и секунду не стоял на лыжах.

Пускаться ж теперь пешком… Затея эта повязана риском, в тягость не мне одному. Я не могу, чтоб я кому-то мешал, чтоб кто-то тревожился за меня.

Отказаться, отказаться бы от командировки! Да поди откажись… Хватился монах, как полно в штанах.

Посветлел Николай лицом, заговорил уговорчиво: