Собрание сочинений в 15 томах. Том первый

– Дедулио, ты явно переоценил мои весьма скромные возможности. Внутри – ради Бога, один звоночек…А за рубе-е-еж… Я пас. Ни Боже мой!

– А как же…

– …тыща? – подсказал Джимка.

– Ни при чём тут тыща. Я ж вроде об деле?..

– Не боись, дедулио. Тугрики твои я подчистую отработаю. Насколько мне известно, ваши вылетают завтра утром в Торонто?

Старик кивнул.

– В Торонто пересадка на международный… Пожалуй, Торонто я сделаю. Вырублю плацкарту. А дальше как?

– А дальше, – старик храбровито хихикнул, – а дальше – как раньше… Разве долларики мне больше не откроют нужную дверку?

– Какие ещё долларики?

Действительно, какие?

В смятении старик заохлопывал себя. Из потайного кармана тонким задавленным звяком отозвалось несколько монеток.

"Ни граммочки… Нищему совестно подать…"

– Джимка! Коршун ты тряпишный! Что ж ты угрёб всю тысячку? Гре-ех по стоку за раз цопать…

– Такса, дедулио, – с насмешливым сочувствием развёл Джи руками.

– Побойся Бога, орлан!

– Не кричи, нервняк. Что твой Бог? Шеф через улицу живёт. Свои божки уездили…

– Грех… грех… – въедливо бубнил старик. – А что… А что, ежели твой грех да разломить напополамки? Всё тебе легче… Половинку оставь себе, половинку верни мне…

Поскучнел Джимка.

– Уж очень умный ты после дела. Только за половинку Торонто не пляшет… И потом, Балда Иваныч, учти, ты получаешь не простое место. Лежачее! А ты спроси, летал ли кто на самолете лёжа? До предела вытянувши лапки? Ни одна холера! Ты первый будешь. Ну так летим?

– Ладнушко, – без охоты отступился старик. – Не время перебирать… Мне абы встрять в драку, а там, может, удачушка и огреет…

– Всё! Айда. Это мне по пути к шефу. Да поворачивайся же ты живей! А то опоздаю на дурацкий день рождения… Я передам тебя человеку. Наш человек сейчас и проведёт в самолет. Будешь первый пассажир. Наверняка не проспишь свой звёздный рейс.

Они вышли на тёмную улицу.

– Джимка, пёс мокрогубый! – радостно-восторженно зашептал старик. – Гля! Гля! – взял парня за низ лица, повернул в одну сторону, в другую. – Скрось, дубленый твой загривок, ночь и ночь. А тамочки уже давностно казакует господин День! В самый размах, в самую силу входит!

– Кому что… Я сегодня не в претензии к нашей ночи… Ну, дедулико, кланяйся нашим, как увидишь своих! А вообще, дедуня, тата киль![414]

37

От сладкого сердца наешься горького перца.

Дважды в году лето не бывает.

Поздно.

Ночь переваливалась уже на другой бок.

Гасли огни. Пустел дом.

Последние уходили гости, растерянные, голодные.

Весь день кружилась баба Любица на кухне, наворочала как на малашкину свадьбу, да никто и не притронулся. Какая ж она, прощальная вечеря, без хозяина?

Мария с Петром обскакали все ближние парки, приёмные покои, морги. Старика нигде не было.

– Ванюха! – не убирая глаз с чёрного стекла, гудел, не отворачиваясь от окна, Петро. – Ты мне за нянька ответишь ещё!

И в сотый раз Иван принимался терпеливо твердить одно и то же.

Да, по пятам крался за отцом. Да, не пускал из виду. Да, видел, собственными глазами видел, как входил отец в дом. Только куда потом он подевался? Уму недостижимо…

– Марушка, – уголком косынки вытирая припухлое от слёз лицо, тихо проговорила баба Любица, – а что да не позвонить Джимке?

– Бесполезно, – стукнула Мария кулачком в ладошку. – По ночам Джи не снимает трубку. Надо ехать, – обратилась она к Петру, вяло, нехотя беря его за локоть.

"Я вся устала. Я б никуда не поехала, не будь этой беды", – говорил ее измученный вид.

Но вид этот был обманчивый. Под пеплом усталости, отрешённости не погасло, жило ещё больное желание заманить этого упрямого верховинского медведя к себе домой хоть в последнюю ночь. Второго такого случая судьба уже не подаст.

В машине, за рулём, она грустно улыбалась.

"Ради отца ты, – летуче скосила глаза на сидевшего рядом Петра, – готов со мной на край света увеяться. А ради меня? Молчишь, дон Педро? Ну и молчи. Хоть ты и родился с лысинкой[415], а я мчу наконец-то тебя к себе. Первый раз за весь месяц. В первый и неужели в последний раз? Неужели это и всё? Может быть, и всё. Ну что ж… Пускай хоть одну ночушку… Да вме-есте…"

Она было сразу повела Петра на свою половину. Но, вспомнив с досадой о пропавшем отчиме, шепнула Петру подождать минуту какую здесь, в тёмном коридоре, и бесшумно повернула вправо, на сторону мальчиков.

Вошла. Зажгла ночник.

– Или у тебя болты срезало? Выруби! – Джи сердито отвернулся к стенке.

– У тебя что, подружка в гостях?

– Кажется…

– Не кажется, а точняк! – капризно поправил грудной девичий голос.

За лежавшим на боку сыном Мария не видела девчошку. Увидела лишь, когда та, проговорив, в назидание столь основательно дёрнула согнутыми двумя пальцами за нос Джи, что тот ойкнул.

– Выключи же! – в один голос крикнули и Джи, и янгица.

Мария смешалась.

Она не знала, то ли повернуться и уйти, то ли всё же сказать, зачем вошла.