Собрание сочинений в 2-х томах. Том 2

Но доказано ли то, что древние взирали на купечество презрительным оком? Египтяне удалялись сперва от всякого сообщества с чужестранцами, в силу своей веры и обычаев. Иудеа представляла также народ отдаленный. Египтяне и иудеи почитали весь свет оскверненным, да и сами они друг друга почитали иногда таковыми; но сия ревность недолго продолжалась во вред купечества. Наконец флоты обоих народов имели брань за азиатские и африканские сокровища. Что же надлежит до греков, то хотя Спарта и изгнала купечество от невольников, но сие огорчение случилось не одному купечеству, но и земледельству и наукам; напротив того, сим грекам могу я против положить других греков. Если каждой вещи отдавать справедливость, то надлежит признаться, что Афины и Коринф стоят Спарты; но оба они купечеством прославились. Если же Рим столь долго оное пренебрегал, сколь долго упражнялся в пролитии крови, то хватился он за торг, как скоро отдохнул от сего упражнения: благополучная Арабия привлекала тогда к себе римских граждан.[1]Сей народ, будучи сам царем, имел торги: сто двадцать кораблей ежегодно отправлялись в Индию и возвращались оттуда, нагружая корабли свои товарами на пятьдесят миллионов сестерциев.[2]

Да не возражают мне тем, что Клавдиев закон запрещал патрициям торг, как нечто непристойное. Я, конечно, судьям нашим не присоветую соединять весы купечества с весами правосудия; они и так имеют уже довольное упражнение сохранять общий порядок. Я скажу лучше к сему подверженному им людей множеству, которое непрестанно трудится в ковании оружия на обиду граждан: обогащайтесь и честною жизнию составьте государственное благополучие; упражняйтесь в купечестве! Столь же мало советовать я буду нашим воинам, оказавшим уже храбрость свою или могущим при случае оказать оную, извлекать непрестанно меч за купечество; но паче многочисленное дворянство, к праздности осужденное, увещевать я буду к принятию участия в трудах и благополучии купцов.

Трудно узнать рассуждения древних о купечестве. Римляне, например, имели закон, который соединял жен, имеющих купецкую лавку, с рабами, целовальниками и комедиантами,[3] но другой закон придавал титул римского гражданина тому слуге, который шесть лет имел хороший торг и наполнил римские магазейны.[4]Такой слуга пожалован был дворянином, ибо учинил он благородное дело; для чего же презирать женщину, которая торговлею питается? Когда говорит Цицерон о нужных припасах, купечеством доставляемых, то не хочет он, чтоб один и тот же народ был государем и управителем торгов целого света;[1]

сверх того похваляет он купечество в знатных:[2] когда торг нужными припасами не имеет таких важных предметов, как торг, роскоши споспешествующий. Итак, невозможно делать заключение о сей материи, приняв в уважение времена Цицероновы, ибо город, упражняющийся в избраниях, в исканиях чести и в тяжбах, устремляющийся царствовать оружием, ослепился легко в рассуждении купеческой пользы и достоинства.

Для совершенного рассмотрения дела сего необходимо надлежит различать времена, ибо бывают случаи, в которых и великие духи справедливо рассуждать не могут. Цесарь и Карл Великий, ослепленные завоеваниями, не взирали на купечество; перемена времени влечет за собою перемену понятия.

Возвращаясь к жидам, находим мы, что Давид восхотел войти в величия божия, не разумея делати куплю. Соломон премудрый и Иосафат, священный царь, думали доказать оное тем, чтоб послать в Чермное море торгующие флоты. Пророк Иезекия упрекает городу Тиру, что осквернился он купечеством.[3]

Исай возвышает торг над всеми городами: называет его царем моря, купцов князями и работников их знатнейшими в государстве. [4]

Первое христианство имело учителей, кои достойную честь купечеству оставляли; имело и других учителей, кои презирать оное старались. Святый Хризостом, держа в деснице громовую стрелу, вещает тако: не может быти купец угоден богу; не может быти купец христианином, а если оным быть хочет, то да будет он из церкви изгоняем.[5]

Если бы последовали его совету, то бы Константинополь и все святые с голоду умереть должны были.

Между нынешними учеными не можно найти согласия во мнениях. Бодин[1] и Тиракель[2] запрещают дворянству купечество, а Балдус увещевает всех дворян к тому, яко к полезнейшему делу.[3] Да предложат вопрос сей Италии, Дании, Англии и Голландии. Сами дворяне решат оный в пользу коммерции, но немецкое и польское дворянство против сего возопиет. Шевалье де ла Рок, повествующий сии противные мнения, которые надлежат до утверждения дворянской чести и преимуществ, не может сам того решить, надлежит ли вступать в купечество дворянству?