Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Рассказы и повести; Скандалист, или Вечера на Васильевском острове: Роман

«Буй сработал перацию на Крестовском. Купил шмель». И, наконец, на последней странице, среди адресов, помеченных цифровыми знаками, под новым «Memento mori!» с нарочитой четкостью было записано еще одно краткое стихотворение:

Жизнь для насОдин лишь час.Смерть — последняя в ней шутка.Поцелуй в последний раз…И прощай навек, малютка.

Сергей вдруг отступил на шаг и, размахнувшись, швырнул записную книжку в Обводный канал.

Старушке в малиновом чепчике, той самой, что называла себя кружевницей, выдался счастливый день: во-первых, она нашла серебряное колечко с затейливой буквой М, во-вторых, ее соседка, известная злыдня, сегодня ошпарила себе руку.

Поэтому старушка в чепчике сидела на ступеньках четвертого подъезда дома Фредерикса, рассматривала затейливую букву на колечке, смеялась в кулачок и мурлыкала про себя:

Пусть Новый годС собой несет

Игры, подарки…

Так она пела и грелась на солнце, когда Сергей Веселаго, растерянно поглядывая вокруг себя, подошел и молча остановился перед ней.

Старушка хотя и заметила странные глаза человека с подвязанной рукой, ничего не сказала и продолжала мурлыкать свою песенку.

— Не знаете ли вы, — спросил Сергей, — где здесь живет Молоствова Екатерина Ивановна?

— Молоствовой нет.

— Как нет? Она не живет здесь?

— Живет-то живет, да сейчас нет.

— Ничего, я подожду ее. Какой номер ее комнаты?

— Она ушла, — сказала старушка в чепчике, начиная смеяться в кулачок, — третью неделю не приходит.

Сергей схватил ее за руку.

— Как третью неделю? Уехала? Одна? Да говорите же, что же вы молчите!

— Ушла, не уехала, — повторила старушка в чепчике, смотря на Сергея с удовольствием, — ушла и не вернулась.

— Не оставила ли она чего-нибудь? Записки или адреса?

— Ничего она нам не оставила. Кто ж ее знает? Девица одинокая — ушла, да и не вернулась.

— А все-таки, может быть… что-нибудь осталось?

— А остался от нее примус, — сказала убежденно старушка в чепчике, — да и тот сломанный.

— А все-таки позвольте мне пройти в ее комнату. Или там уже кто-нибудь другой живет?

— Никто не живет. Пустая комната.

Старушка в чепчике встала, вытащила откуда-то из-под юбки ключ и молча показала его Сергею.

Они вошли в подъезд, поднялись по лестнице.

— Будет темно, — сказала старушка в чепчике, — держитесь рукой за стены.

Они свернули за угол и несколько минут в полной темноте кружили по лабиринтам дома Фредерикса. Наконец старушка остановилась перед одной из дверей, выходивших в круговой коридор, и вставила ключ в замок.

— Вот здесь она и живет.

Сергей остановился на пороге и с напряженным вниманием оглядел комнату Екатерины Ивановны.

Комната имела такой вид, как будто хозяйка ее с минуты на минуту должна была вернуться.

На ночном столике лежала открытая книга, подушки на кровати были смяты и одеяло отброшено; штора окна была отдернута наполовину.

Сергей вошел в комнату.

— Может быть, вы разрешите, — сказал он тихим голосом, — посмотреть ее письма, книги?

— Пожалуйста, посмотрите, — сказала старушка в чепчике, — а только ничего не найдете.

Он подошел к маленькому письменному столу, на котором в беспорядке разбросаны были книги, потряс над столом каждую из них в надежде, что откуда-нибудь выпадет письмо или записка, и ничего не нашел. Тогда он попытался выдвинуть ящик стола. Ящик легко выдвинулся; он был полон всякой рухлядью — тряпочками, лентами, даже соломенная шляпа была затиснута куда-то в самый угол.

Но среди рухляди стали попадаться бумаги. Тогда он сразу высыпал все, что было в ящике, на стол и наткнулся на связку писем, перевязанных простой тонкой веревкой.

Едва он развернул одно из них, как его поразил до странности знакомый почерк.

Он взглянул на подпись, прочел: «твой Сергей», с размаху швырнул письма на стол и пошел к двери. Это были его собственные письма.

— Я ничего не нашел здесь, бабушка, спасибо вам.

Старушка подошла к нему поближе.

— А вы Екатерине Ивановне будете брат или другой родственник? Я вижу, что вы очень интересуетесь ее судьбою.

Она посмеялась в кулачок и продолжала:

— Я вам могу все рассказать, если хотите. За один раз тридцать копеек.

— Как это тридцать копеек?

— Меньше никак, никак не могу.

— За какой же один раз?

— За одно гаданье. Я очень, очень гадаю на картах.

— Нет, бабушка, спасибо за услугу.

Сергей сунул ей какие-то деньги и вышел; но не успел он отойти и десяти шагов по коридору, как старушка позвала его обратно.

— Молодой человек!

— Что вам, бабушка?

— Нужно уж вам сказать: на другой день, как ушла Екатерина Ивановна, я нашла в ее комнате письмецо. Должно быть, она его, уходя-то, и обронила.

Старушка снова полезла куда-то под юбку и вытащила оттуда небольшое письмо без печатей и марок, переданное, должно быть, из рук в руки.

Сергей молча взял у нее письмо и пробежал его глазами: это было предложение поступить на службу в какой-то союз в качестве стенографистки. Имя Фролова дважды попадалось в письме.

Сергей прочел до конца и вдруг вскинулся, стукнул зубами.