Собрание сочинений в одной книге

Оно росло, и так быстро, что я впервые вполне оценил скорость нашего бега. Вольф Ларсен позвал меня вниз, и, когда я остановился возле него у штурвала, он дал мне указания, как положить шхуну в дрейф.

– Теперь весь ад обрушится на нас, – предостерег он меня, – но вы не смущайтесь. Делайте свое дело и смотрите, чтобы кок стоял у фока.

Мне удалось пробраться на нос, хотя то через один, то через другой борт на палубу врывалась вода. Отдав распоряжения Томасу Мэгриджу, я взобрался на несколько футов на снасти передней мачты. Лодка была теперь очень близко, она была обращена носом к ветру и волокла за собой свою мачту и парус, выброшенные за борт, чтобы служить своего рода якорем. Все трое пассажиров вычерпывали воду. Каждая вздымавшаяся гора скрывала их из виду, и я с замиранием сердца ждал, что вот-вот они скроются совсем. Внезапно с молниеносной быстротой лодка выскакивала из пены, носом к небу, так что обнажалось все ее мокрое черное дно. Один миг лодка опиралась только на корму. Трое людей в ней с безумной поспешностью вычерпывали воду. Потом нос лодки опускался, корма оказывалась почти вертикально над ним, и лодка стремглав летела в зияющую пучину. Каждое ее новое появление было чудом.

«Призрак» вдруг изменил свой курс, уклонился в сторону, и я с содроганием подумал, что Вольф Ларсен считает спасение лодки невозможным. Но потом сообразил, что он просто готовится лечь в дрейф, и я спустился на палубу, чтобы быть наготове. Я почувствовал, что паруса вдруг ослабли, давление и напряжение на миг исчезли, но скорость шхуны возросла. Она быстро поворачивалась навстречу ветру.

Когда шхуна стала под прямым углом к волнам, от которых мы до сих пор убегали, ветер всей своей силой обрушился на нас. По неопытности я повернулся лицом к нему. Ветер шел на меня стеной и наполнил мои легкие воздухом, который я не мог выдохнуть. Я захлебывался и задыхался и, когда «Призрак» медленно перевалился на бок, увидел огромную волну высоко над своей головой. Я повернулся, перевел дух и взглянул снова. Волна шла на «Призрак», и я усмотрел самые ее недра. Луч солнца играл на ее пенистом хребте, и я видел прозрачную, зеленую массу воды, увенчанную молочно-белой пеной.

И вот волна обрушилась, и началось светопреставление. Страшный толчок сбил меня с ног. Я не ушибся, но чувствовал боль во всем теле. Мне не удалось удержаться, вода накрыла меня, и мозг мой пронзила мысль, что сейчас совершится то ужасное, о чем мне приходилось слышать: меня смоет в море. Я кубарем полетел куда-то и, не в силах больше удерживать дыхание, вздохнул и набрал полные легкие воды. Но, несмотря ни на что, одна мысль не покидала меня: «Я должен обстенить кливер». Я не ощущал страха смерти. Почему-то я был уверен, что как-нибудь выкручусь. Под влиянием настойчивой мысли о необходимости исполнить приказание Вольфа Ларсена мне казалось, что я вижу его стоящим у штурвала, посреди дикого разгула стихий, гордого своей могучей волей и бросающего буре дерзкий вызов.

Я с силой налетел на что-то, принятое мною за перила, вздохнул и почувствовал в своих легких свежий воздух. Пытаясь встать, я ударился головой о какой-то предмет и снова очутился на четвереньках. По капризу волн я был отброшен в носовую часть палубы. Выбираясь оттуда, я наткнулся на Томаса Мэгриджа, который мешком лежал на палубе и стонал. У меня не было времени для расспросов. Я должен был обстенить кливер.

Когда я вышел на середину палубы, мне показалось, что настал конец света. Со всех сторон слышался треск дерева, стали и холста. Буря бросала «Призрак» и рвала его на части. Фок и марсель, опустев благодаря нашему маневру от ветра, хлопали и рвались, так как некому было вовремя убрать их; тяжелая рея треснула и раскололась от борта до борта. В воздухе носились обломки, обрывки снастей свистели и извивались, как змеи, и среди всего этого вдруг с треском обломился фор-гафель.

Брус, рухнувший в нескольких сантиметрах от меня, напомнил мне о необходимости спешить. Быть может, не все еще потеряно. Я вспомнил предупреждение Вольфа Ларсена. Он предвидел, что «весь ад обрушится на нас». Но где же сам капитан? Я увидел его перед собой. Он возился с главным парусом, своими могучими мускулами натягивая шкот. В это время корма шхуны поднялась высоко на воздух и его фигура четко вырисовывалась на фоне белой пены мчавшихся мимо волн. Все это, и еще больше – целый мир хаоса и разрушения я увидел и услышал меньше чем в четверть минуты.

Я не задумывался над тем, что стало с жалкой шлюпкой, и бросился прямо к кливеру. Он хлопал и рвался, то наполняясь ветром, то пустея. Приложив всю свою силу и улучив удобный момент, я медленно начал обстенивать его. Я знаю, что делал все, что мог. Я тянул шкот до тех пор, пока не треснула кожа на кончиках моих пальцев. И в то время как я тянул, бом-кливер и стаксель лопнули по всей длине и с грохотом унеслись в море.