Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 1

— Конечно. Потом, я помню, он завел себе какого-то духа… Подойдет к стенке и стучит согнутым пальцем: Raps, Raps, répondez-moi![81] И уверял, что кто-то ему отвечает…

— Может быть, и в самом деле отвечал?

— Не думаю, — улыбается Ваня. — Он и у нас в Новинках хотел один раз сеанс вызывания своих духов устроить. Он ведь в молодости очень с папой дружен был. Они вместе и за границу ездили путешествовать…

— Что же, и папа был, когда сеанс?

— Нет, папы не было. Но все равно ничего у него не получилось. Тетя Маша шептала «Да воскреснет Бог и расточатся врази его», а он уверял, что это духам мешает, и все уговаривал ее перестать или уйти, а тут и папа вошел…

Мне, разумеется, ясно, что если какие-нибудь «рапсы» еще и упорствовали после тети Машиной молитвы, то с появлением папы им уже ничего не оставалось, кроме как «расточиться».

— …Попало тогда нам всем от папы, — заканчивает Ваня, — и правильно, что попало, а дядя Вава больше у нас и не бывал. Скоро он уехал совсем…

— А почему правильно, что попало?

— А ты сам подумай. Ведь одно из двух: или все это глупости и фокусы, и никаких духов на сеансах не появляется, тогда смешно и ни к чему строить из себя дураков, а если что-нибудь там появляется на самом деле иногда, так это еще хуже, и церковь не зря запрещает всем этим заниматься верующим людям…

Снова поскрипывают о снег наши лыжи. Мы бежим дальше. Концы моего башлычка, накинутого сверху на воротник, отлетая назад, полощутся в воздухе. Добежав до леса, Ваня круто сворачивает, и, проваливаясь в рыхлом снегу, мы уже значительно медленнее возвращаемся к дому…

Еще поднимаясь по лестнице, мы слышим наверху голос отца. Он стоит на верхней площадке и обращается к тете Наде, которая спускается к нам навстречу:

— …И еще как отпразднуем, тетушка, вот Вы увидите, — говорит он, — я сам возьмусь за это. Хочу, по крайней мере, в день своих именин не слышать этих разговоров, что того нет, другого не хватает, это исчезло… Значит, решено: я угощаю Вас обедом-гала и большим именинным тортом. Конечно, если все берутся мне помогать…

Через два дня зимний Никола — его именины.

Он уже увлечен этой новой идеей, и все приходит в движение. Но легко было сказать — большой торт, а белой муки во всем доме два-три фунта, сахару, кажется, еще того меньше…

Однако есть черные сухари, есть пряности, есть малиновое варенье, ну и, конечно, молочные продукты, яйца… Вполне достаточно! Весь следующий день из Аксюшиной резиденции слышны удары пестика о стенки бронзовой ступки. Толкутся черные сухари, толчется миндаль, взбиваются белки. Ритм ударов ступки подстегивает во всех жажду деятельного соучастия. Папа повязал голову полотенцем и надел белый фартук, но все-таки не стал похож на повара, скорее, на какого-то бедуина. Толченые сухари в большом тазу перетираются с малиновым вареньем. По чисто выструганной доске ходит большой гладкий каток скалки, раскатывающей тонким слоем желтое тесто. Торт должен быть большой, слово сказано: аршин в диаметре — не меньше! Что? Таких не бывает? Он не вместится ни в одну печь? Но ведь главная прелесть трудностей — в преодолении. Можно выпечь его частями, тем более, что он будет состоять из совершенно разных секторов, а потом скрепить. Но вопрос о торте не единственный. Должен быть также и обед. Меню уже набросано на узкой полоске бумаги и согласовано с хозяйками. Блюда отныне называются «переменами», и отец, как настоящий метрдотель, объясняет поваренку — Вере — специфические вопросы кулинарии…

— Ничего-то вы не знаете, просто удивительно! А казалось бы, уж это-то должны были бы знать так, чтобы и мне около вас поучиться. Ну вот, хотя бы, мука пшеничная. Какие сорта ты знаешь?

— Крупчатка, потом первач… — отвечает сестра, но он не дает ей докончить:

— Ну и плохо… Первый сорт, в продаже называемый крупчаткой, делится на три разряда: конфетная, отъемная и крупчатка; второй сорт — действительно, первач, но делится на собственно первач, драную и второй первач, а третий — выбойка, или куличная — подразделяется на подрукавную, куличную и межеумок. Он идет на пряники или, в смеси с ржаной мукой, на полубелые хлебы. Тебе ведь это нужнее знать — хозяйкой будешь, а то, если у тебя тесто не поднимется, пожелтеет и расползется, ты даже не поймешь, почему это случилось?

— Плохо замешено, значит, было…

— Не только поэтому. Это бывает и тогда, когда зерно поражено грибком-спорыньей или почва была сильно удобрена овечьим навозом… Да, а первое! Что же мы? Надо же поставить его сегодня, — спохватывается он.

— Накануне? Что ты, папа. Кто же ест суп на другой день?