Собрание сочинений в семи томах. Том 2. Романы

Излив таким способом горечь обиды, Прокоп стал более спокойно думать о княжне; его даже задевало, что теперь она явно избегает его. При первой возможности он намеревался сказать ей что-нибудь приветливое, но такая возможность больше не представлялась.

В замок приехал князь Рон, или «mon oncle»[147] Шарль, брат покойной княгини; весьма образованный и элегантный скиталец, почитатель всего прекрасного, tr`es grand artiste[148], как говорили; он даже написал несколько исторических романов, а впрочем, был чрезвычайно милый человек. К Прокопу он почувствовал особую симпатию и проводил у него целые часы. Прокоп извлек большую пользу от общения с этой обаятельной личностью, в какой-то мере обтесался и понял, что в мире, кроме деструктивной химии, существуют и другие вещи. Oncle Шарль был воплощенная хроника анекдотов. Прокоп с удовольствием сворачивал разговор на княжну и с интересом слушал, какая это была злая, взбалмошная, гордая и великодушная девочка; однажды она стреляла в своего ma^itre de dance[149], в другой раз предложила вырезать у себя кусок кожи для трансплантации обжегшейся няне, а когда ей не разрешили этого — в ярости разбила une vitrine[150] с редчайшим хрусталем. Le bon oncle[151] захватил как-то с собой и «оболтуса» Эгона и стал приводить ему Прокопа в пример, да с такими аттестациями, что бедняга краснел не меньше Эгона.

Через пять недель Прокоп уже мог ходить с палочкой; он все чаще удалялся в свою лабораторию и работал как вол, до того, что возвращалась боль в ноге, и на обратном пути он всей тяжестью опирался на руку внимательнейшего Хольца. Карсон сиял, видя Прокопа таким мирным и трудолюбивым, и порой закидывал удочки туда, где почил в бозе кракатит; но Прокоп о нем и слышать не желал.

Как-то вечером в замке устроили торжественный soir'ee[152]; и на этот вечер Прокоп приготовил свое coup[153]. Княжна как раз стояла в кружке генералов и дипломатов, когда дверь распахнулась, и — вошел без палки строптивый пленник, впервые почтивший своим присутствием княжеские покои замка. Oncle Шарль и Карсон побежали ему навстречу, княжна только быстро, испытующе взглянула на него поверх головы китайского посланника. Прокоп воображал, что она подойдет поздороваться с ним; увидев же, что она заговорила с двумя пожилыми, декольтированными сверх меры дамами, он нахмурился и отступил в угол, неохотно раскланиваясь с блистательными персонами, которым Карсон представлял его под титулом «знаменитого ученого», «нашего замечательного гостя» и так далее. Казалось, Карсон принял здесь на себя обязанности Хольца — он ни на шаг не отходил от Прокопа. Чем дальше, тем отчаяннее скучал Прокоп; он забился в самый дальний угол и оттуда угрюмо смотрел на весь свет. Теперь княжна разговаривает с какими-то высшими сановниками, один из них даже адмирал, другой — крупная иностранная шишка; вот она торопливо взглянула в угол, где томился мрачный Прокоп, но в этот момент к ней подошел претендент на какой-то рухнувший трон и увел ее в противоположную сторону.

— Ну, я пошел домой, — пробурчал Прокоп; в его черной душе созрело решение незамедлительно сделать новую попытку к бегству. И в ту же минуту он увидел перед собой княжну; она протягивала ему руку:

— Рада, что вы уже здоровы.

Прокоп забыл все светские наставления oncle Шарля. Неуклюже двинув плечами (что должно было означать поклон), он сказал медвежьим голосом:

— А я думал, вы меня даже не заметили.

Карсон исчез, словно сквозь землю провалился.

Княжна сильно декольтирована, что повергает Прокопа в смятение; он не знает, куда глядеть, но видит только ее упругое смуглое тело, слегка припорошенное пудрой, и чувствует резкий аромат.

— Я слышала, вы снова работаете, — произносит княжна. — Над чем именно?

— Да так, по большей части над пустяками, — барахтается Прокоп; ага, вот случай загладить ту грубость… ну, ту выходку с рукой… но что же, ради всех святых, можно сказать ей хорошего?

— Если хотите, — бормочет он, — я проделаю… какой-нибудь опыт… над вашей пудрой.

— Какой опыт?

— Сделаю взрывчатку. На вас ее столько… что можно произвести пушечный выстрел.

Княжна рассмеялась.

— Я не знала, что пудра — взрывчатое вещество.

— Все — взрывчатое вещество… стоит только как следует взяться. Вы сами…

— Да?

— Нет, ничего. Затаенный взрыв. Вы — страшно бризантны.

— Стоит только кому-нибудь взяться за меня как следует, — усмехнулась она, но тут же стала серьезной. — Злая, бессердечная, бешеная, алчная и гордая — так?

— Девочка, готовая содрать с себя кожу… ради старухи…

Княжна вспыхнула:

— Кто это вам сказал?

— Oncle Charles, — брякнул Прокоп.

Княжна как бы заледенела и вдруг стала далекой, словно отодвинулась на сто миль.

— А, князь Рон, — сухо поправила она Прокопа. — Князь Рон много говорит. Рада, что вы all right[154].

Легкий кивок головы — и княжна уже плывет по залу в сопровождении кавалера в мундире, оставив Прокопа беситься в углу.

Тем не менее утром следующего дня Пауль принес Прокопу нечто вроде священной реликвии, сказав, что получил это от горничной княжны.