Собрание сочинений в шести томах. Том 6

Странное это ощущение, когда ты не можешь понять, где низ, где верх, когда становишься то на голову, то плюхаешься на бок, то твои ноги закидываются тебе за спину. А при этом вокруг, бия тебя по чему попало, мотаются разные, в том числе и довольно твердые, предметы в виде чемоданов, дисков с патронами, ручки для заводки мотора.

Переворотов было, очевидно, два или три, осуществлялись они достаточно быстро, и мы оказались на поверхности замерзшего болота крышей вниз, колесами кверху, запутавшиеся друг в друге. А мотор суматошно работал, и слышно было, как из него что-то лилось. Эго «что-то» было, конечно, скверное горючее: солярка, перемешанная с плохо пахнувшим низкопробным бензином.

— Мы же сейчас взорвемся!

— Бойко, выключай мотор!

— Ничего не могу найти!

— Рви провода!

— И проводов не нахожу, у меня же голова за рулевой колонкой.

Кое-как заглушили этот злосчастный мотор, кое-как выбрались из кузова на волю. Осмотрели себя, машину — всё и все целы.

Нужно отдать должное шоферу грузовика, который в известной мере был причиной нашего тарарама. Он стоял на насыпи и ждал, не надо ли нам помочь. Вместе с ним мы поставили «козла» на колеса и с помощью грузовика тросом вытащили из болота на дорогу. «Козел» встряхнулся и как ни в чем по бывало побежал дальше. А у нас — горячка-то прошла — начинали ныть растянутые мышцы, свихнутые шеи, помятые ребра.

Дома я был часов в двенадцать ночи. Вера, оказывается, разболелась еще пуще. Снова нужен был врач, а не то подступала беда.

Пошел на Сенную, где живет Бойко, — он еще не лег, машина стояла на дворе, — поехали за стариком из Максимилиановской, квартира которого, как я запомнил, была на улице Плеханова. Дворник не хотел отворять калитку ворот. Ему на помощь подошли мужчины и женщины из домовой самообороны. Едва растолковал им, опухшим от голода, кто и зачем мне нужен.

— А, доктор-то! — сказала одна из женщин. — А он умерши. И жена его умерши. Отвезли обоих на дровяной склад.

Домой вернулся, уж и не ведая, что и как делать дальше, уставший так, что, казалось, вот свалюсь и но встану. Но постучали с лестницы в дверь. Пришлось идти отворять. Оказалось, нарочный из редакции. Срочно требует редактор. Что-то случилось.

Надел шинель и отправился пешком в редакцию.

Редактор сидел в кабинете, помешивал ложечкой чай к стакане. Часы на столе показывали половину третьего ночи.

— Вот что, — сказал он, глядя мимо меня. — Как известно, нашими войсками несколько дней назад освобожден Тихвин. Как известно, через Ладожское озеро на днях пробита линия автомобильной дороги на Новую Ладогу. Надо ехать туда, на Волховский фронт.

Я задремывал в мягком кресле. А редактор, не видя и не понимая причины моего молчания, продолжал:

— Мы обдумали. Кроме вас, пока некому. Одни больны, другие в командировках.

— Пожалуйста, — сказал я. — Только у меня жена в тяжелом состоянии. В редакции это известно. Ее бы в госпиталь устроить…

— Возьмите с собой. Ехать она может?

— Не знаю. Надо спросить или ее, или врача.

— Словом, вот вам командировочное предписание. Сейчас без двадцати три, а в пять от штаба армии ПВО пойдет за озеро грузовая машина. Мы договорились, вас захватят.

Большая земля

1

Позади осталось несколько десятков километров заледенелой, избитой колесами дороги; полуторку на ней то тряско взбрасывало, то как бы испытывало на скручивание или на излом, то сносило в канаву; раз десять машина и вовсе глохла, и происходило это по тем же самым причинам, по каким задыхался, бывало, л наш фронтовой «козлик»: суррогатное горючее, на котором все мы ездим в черте Ленинградского фронта, состоит не столько из бензина, сколько из каких-то масел, а еще точнее — из масляных отходов. Позади ленинградские пригороды, еще несколько месяцев назад такие мирные, солнечные, ныне измятые гусеницами и шинами, тусклые от дыма, от копоти времянок, костров, бомбовых и минных разрывов, серые от шинелей, брезентов, пушек, танков, подвод, хмурые под грузным холодным небом. Мы основательно продрогли в пустом кузове грузовика. Погода неуютная — сыро, мозгло; воздух все еще хранит в себе стылую влагу недавних оттепелей.

Путь от Баскова переулка, от штаба ПВО, у подъезда которого мы забрались под утро в этот гремящий кузов, и до берегов Ладожского озера занял несколько часов. Впереди теперь широкое, далеко уходящее в. дымку, снежное озерное поле, белое в черных оспинах пороховой гари, простроченное нитями автомобильных колей, распаханных, разметенных до льда, отмеченных по сторонам темными вешками.