Присядем у раскрытого окнаИ отдохнем от плаванья. Уж вечерОзолотил остийские сады,И Тибр блестит вдали… Дай руку мне.В года твои дорога не легка,А море было бурно… Отдохнем:Рука с рукой, и голова моя,Склонясь к твоим слабеющим коленям.Покоится, а сердце предвкушаетПоследний упоительный покой,Нас ожидающий на лоне Бога.Я долго плыл по жизненному морю,Обуреваем волнами грехаИ ветром злым ученья манихеев,Но ты была мой кормчий неусыпный,И привела разбитую ладьюК надежной пристани, и сам АмвросийТвое дитя заблудшее приял,И я на брег стал твердою ногою:Тот берег был крещения купельИ благодать святая Иисуса.О, сколько слез ночами ты лила,Когда я шел путями преисподней,И, омраченный сумраком греха,Не видел солнца истины Христовой,И забывал Христа святое имя,Которое младенцем восприялС твоим млеком, из этой милой грудиТы плакала, ты чахла; а меж темЯ утопал средь пиршеств Карфагена,И баснями языческих певцовПитал мой стыд, и в поисках похвалПленял толпу искусными речами,И тешил плоть на ложе вожделений,И — ученик безбожных манихеев, —К ужасному готовясь посвященью,Служил стихиям немощного мира…Какие муки ты перенесла,То знает Бог один. Но под конецСказал тебе епископ, мудрый старец,Которого о мне ты умоляла:«Покойна будь. Иди. Сын слез такихНе может до конца погибнуть». ВскореЯ прибыл, как учитель красноречья,В Медиолан прекрасный. И однажды,Когда скитался я по площадям,Объят тоской, томим палящей жаждойВернуться вновь в объятья ИисусаИ увлекаем от его объятийВидений адских стаей сладострастной,Услышал я божественное пенье,И завернул в собор, и там увиделАмвросия, божественного мужа:Потир, пылавший кровию Христовой,Он возносил, простершись в алтаре.И всё внезапно предо мной смешалось:Я видел только огненный потир,Кипевший алой кровью Иисуса,А вкруг него витали херувимы,Не в силах видеть таинства любви,Закрыв глаза смятенными крылами!И я в слезах ушел в церковный садИ там упал в смоковничной тени,В тени греха, как оный Нафанаил,И ждал, молясь. И легкою стопойПо саду шел, не подымая глаз,Амвросий, кончивший служенье. Я,Схватив края его священной ризы,Его молил принять меня в свой дом.И он меня, под сению грехаПростертого, рукою властной вывелВ сияние Христовой благодати.Но вновь я был в отчаяньи простерт,Молясь в слезах, язвим грехом, под теньюСмоковницы. И голос я услышал,Звеневший из далекого окна,Как бы напев незримой райской лиры:«Возьми, читай!» И я раскрыл писаньеИ утонул проснувшимся умомВ премудрости божественного Павла.Так жизнь моя проходит предо мнойВ вечерний час, когда зари сияньеЛожится на синеющие горы,Стихает шум и вечер наступившийЗовет к молитве верных Церкви чад.О, мать, взгляни: как обещанье рая,Вдали сияет небо золотое.Твои глаза, ослабшие от слез,Уж видят мира горнего сиянье,Который для меня еще закрытПокровом тяжким этой грубой плоти.Я — весь в тени, а ты озарена,И, кажется, уж улететь готоваВ отчизну светлых душ. О, погоди:Не оставляй меня в долине скорби,Веди, как прежде, сына слез твоих,Чтоб не ослаб на узком я пути,Не изнемог под бременем Христовым…Но знает Бог, когда тебя призвать,И если в том Его святая воля,Чтоб новым искушеньем посетитьСмиренного и грешного раба,Его да будет воля. Наша жизнь —Не в этой бедной плоти, а в Христе.