Под ветром и росой{456}и я был верен сродугармонии простойи русскому народу.Но, из конца в конецизъездивший отчизну,лишь Северский Донецв душе своей оттисну.Искал его сосковедва из колыбели.Там воздух был соснов,там воды голубели.Под сводами лесов,надвинутых на берег,светло его лицо,все-все в песочках белых.Вовек не иссыхал,от ночи холодея(Чугуев и Эсхар,Змиев и Балаклея),течением гранякручинистые кручи(родимые края,вас нет на свете лучше!).Не знаю, где засну,но с придыхом пою хоть,кувшинок белизнулюблю в себе баюкать.Где б ни был я, навекгрущу по крае отчем.Таких красивых рекв России мало очень.Прославлена струяи Волги, и Дуная,у каждого — своя,а у меня — иная.И сердце радо нестькрасу его большую,и слово про Донецпо-своему сложу я.Не позднее 1965
* * *
Я слыл по селам добрым малым{457},меня не трогала молва, —но я не верил жирным мальвам,их плоти розовой не рвал.Она, как жар, цвела за тыном,и мне мерещились уженад каждым шорохом интимнымсвиные раструбы ушей.Над стоном стад, над тенью улиц,над перепелками в овсецветы на цыпочках тянулись,как бы шпионили за всем.Они подслушивали мыслии — сокрушители крамол —из-за плетней высоких висли,чтоб смех за хатами примолк.От них несло крутыми щами.Им в хлев похряпать хорошо б.Хрустели, хрюкали, трещалии были хроникой трущоб.Людские шепоты и вопли,бессонница и полумглав их вязкой зависти утопли,им долговязость помогла.И мальвы кровью наливались,их малевали на холстах,но в их внушительность, в их алостьне верил ни один простак.Цветочки были хищной масти,на тонких ножках, тяжелы,они ломались от ненастийи задыхались от жары.А в лютый час полдневных мареву палисадников, у хатчто выкомаривали мальвы,как рассыпались наугад!Их бархат был тяжел и огнен,ему дивился баламут.А мы под окнами подохнеми нас на свалку сволокут.Не позднее 1965
* * *
Я не слышал рейнской Лорелеи{458}и не видел волжских Жигулей.Белые кувшинки Балаклеимне родней и потому милей.В тех краях, в селе Гусаровке,ради шумной жизни, ради ласк,та, с кем я скитался, взявшись за руки,в самой бедной хате родилась.Там хмельны леса и перелески,золотой листвы понастилав.В них живут, горцы по-королевски,урожайной силы мастера.Солнцелюбам-хлеборобамжить в трудах вовек не надоест.Там и я, судьбой не избалован,приходил подумать на Донец.И земля стыдливо пахла солнцем,и лилась неведомо куда —вся в хлебах, да вся в дубах и соснах —ветряная смуглая вода.Не позднее 1965