Я рад, что мне тебя нельзя{483}назвать своею милой.Я рад, что я тебя не взялни нежностью, ни силой…Стрясись подобная беда,давно б истлел в земле я,сильней поплакала б тогда,забыла б веселее,забыла б голос мой и лик,потом забыла б имя,потом сказала б: «русский бык»и спутала б с другими.В объятьях многих и чужихне вспомнила б до смерти,что был один такой мужик,длиной подобный жерди.А так через десятки летв нечаянную полночьнайдешь на чем-нибудь мой следи по-иному вспомнишь.Назло трагическим ночами прописной моралия рад, что ты была ничья,когда меня забрали.<1946–1948>
* * *
Мне без надежды в горе помнить легче{484}Не то, что сердцу дорого навек,А только стан твой, волосы и плечи,Ярмо колен и боль закрытых век,И горечь губ, которые вначале,Стыдясь игры, на все кладут запрет,И жар, и стыд, и долгими ночамиГорячий, нежный, сумасшедший бред.Мне легче так. Но если бы могла тыПонять, на сердце руку положа,Какой тоске, чистейшей и мохнатой,Обречена безумная душа,Какая боль, ужасная на ощупь,Родится в ней от малости любой,Ото всего, что было нашим общим,Что нас роднило больше, чем любовь,Как страшно все, что не делю с тобой я,Как жаль тех дум, и счастья, и нужды,И милых книг, что мы читали двое,И что теперь одна читаешь ты.О, если б можно было все, что порозньПрожили мы, как порванную нитьСобрать по часу, радуясь и ссорясь,И каждый миг вернуть и разделить.Когда ж случайно и на миг летучийНа грудь прильнет родная голова,Я горькой лаской, темною и жгучей,Перебиваю жалкие слова,Чтоб снова руки нехотя сплела бы,И волоса б упали на чело,И губы губ, дыша, искали, лишь быОдной душе не помнить ничего.<1948–1951>
* * *
Еще снега не стаяли{485},Не выросла трава,Под певчатыми стаямиНе стали дерева.И словно теоретикиО страсти говорят,Заладил дождик реденькийНа сто ночей подряд.Бегут, поют в снегу ручьи,Звенят их голоса.А у тебя снегурочьиЗаплаканы глаза.Ах, ночи не легко тебеВесною коротать,Когда такая оттепель,Такая благодать,Что чуть ли не о севе лиБрехня у горожан.Весна у нас на севереБезумно хороша.И я, влюбившись по уши,Неделю сгорячаБродил с утра до полночиПо рощам, по ручьям.Божился, и допрашивал,И, ревностью томим,Дежурил под оранжевымОкошечком твоим,Пока, обнявши ночи стволС листвою из планет,Гадала, с одиночествомРасстаться или нет.Наверно, скоро сбудетсяЗнакомая беда…Ах, оттепель-распутица,Веселая вода!<1950–1951>