Читаем Собрание стихотворений и поэм полностью

Клюет по-птичьи подоконник Капели солнечная явь. И я кричу, как твой поклонник: «Морочь, разыгрывай, лукавь!»

Но горько мне, как от печали, Когда в году всем дням подряд Неунывающие врали Твои черты придать хотят.

Один, познав судьбы удары, Нам приоткрыл былого лик, Но заглянул я в мемуары И сразу понял: врет старик!

И кто-то, кланяясь кому-то, Расцвел в улыбке, словно шут, Хоть ко вражде зовет минута И кошки на сердце скребут.

Еще на кладбище могила Черна, как облако в грозу, Но плакальщица обронила Ненастоящую слезу.

И, одолев простор эфира, Иная радиоволна Предстать заступницею мира Желанья грешного полна.

Воркует, словно голубица, И не смущается нисколь. Так разыграть порой блудница Невинности стремится роль.

И, в послухи призвавший бога, Безбожно плут морочит нас… Вблизи от звездного чертога Мне сон приснился как-то раз.

Я, взгляд на календарь нацеля, Прочел беспечные словца О том, что первый день апреля Веселый праздник: «День лжеца».

Слагай, кто хочет, небылицы, Зато в другие дни для всех Священны истины границы И врать, ни-ни, великий грех!

Когда б такое явью было, То, славя времени чекан, Над миром правда бы царила И однодневным стал обман.

Пусть за неделею неделя Летит, не требуя прикрас, И только первый день апреля Шутя обманывает нас!


*


Три однокашника моих – В обличье честности три вора. И попадут в тюрьму не скоро Три однокашника моих.

Они порою шумно пьют В пылу тщеславья пресловутом. Я ими прозван «баламутом». – Чего ты хочешь, баламут?

Есть три соседа у меня: Хоть в руки книг они не брали, А вот профессорами стали, Чтоб руки греть, как у огня.

Наука, стоя у стола, Теперь прислуживает плутам. – Эй ты, прослывший баламутом, Что лезешь не в свои дела?

Сама жена меня корит, Что был я в жизни неуклюжим, Что стать не смог ученым мужем, Что пить не с теми надлежит.

И, как отбившийся от рук, Молчу я с видом виноватым, Не ставший даже кандидатом Филологических наук.

БЕДНАЯ ОВЕЧКА

Ты безгрешна до того, Что почти святою стала. Не загрызла никого, Никого не забодала.

Дважды в год тебя стригут До последнего колечка. И однажды в пять минут Шкуру начисто сдерут, Бедная овечка, Бедная овечка!

Человек родился: пир! И венчаешь ты шампуры, Человек покинул мир – И осталась ты без шкуры.

Настежь дверь пред кунаком – И дохнула жаром печка. Уксус смешан с чесноком, И запахло шашлыком… Бедная овечка, Бедная овечка!

Грудой тонкого руна Ты дрожишь в извечном страхе И в любые времена Даришь мужеству папахи.

Похудеть готов бурдюк, Чтоб вино лилось, как речка. А тебе опять – каюк: Слишком лаком твой курдюк, Бедная овечка, Бедная овечка!

Ты невинна и кротка, И поэтому не сдуру Для злодейств во все века Волк в твою рядится шкуру.

Слова истинного лад Не сотрется, как насечка. И порой всю жизнь подряд Про кого-то говорят: Бедная овечка, Бедная овечка!

КОГДА ТЫ ЗАБОЛЕЛА

Больная, ты лежишь, и о поправке Врачи пока еще не говорят, И влажно, словно сливы на прилавке, Твои два глаза на меня глядят.

Вокруг постели сестры суетятся, Уносят грелки и приносят лед. А сливы все слезятся и слезятся, И время слишком медленно идет.

Что на себя ни надевала прежде, Все шло тебе, все было в самый раз, Впервые так нелепа ты в одежде, В которую облачена сейчас.

Как неуклюж наряд больничный твой, И полосы, что подступают к шее, Неумолимо петлею тугой Мне стягивают горло, словно змеи.

Как несчастливых дней неспешен ход… Как быстры дни, когда они счастливы. Исходят влагой две большие сливы, И время слишком медленно идет.

ОБЛАКА

Я в горы шел, ползли вы по долине, Как стадо буйволов на водопой. Я был внизу – вы стыли на вершине, Как войско, что вот-вот рванется в бой.

Мне в детстве вы казались шерстью тонкой, Которую сучили для носков, Казалось, стоит лишь подуть тихонько – И в небесах не будет облаков.

Но понял я: ничто вас не развеет, Как небесам, вам окончанья нет. И не рассеялись, а тяжелее Вы стали для меня с теченьем лет.

И сколько бы мне жизни ни осталось, Вы будете со мною до конца. Вы легче шерсти – раньше мне казалось, – Теперь вы стали тяжелей свинца.

Вы невесомей были, я – моложе, Я старше стал, вы тяжелей сейчас. Но, как ни тяжелы вы, солнце все же Порой проблескивает через вас.

КАМНИ НА БЕРЕГУ КАСПИЯ

Нерукотворный след столетий давних, Белеют скалы голые вдали, Торчат на берегах пустынных камни, Как ребра, вылезшие из земли.

К пустынным каменистым побережьям Бывает Каспий добр, бывает крут. И волны камень скал то тихо нежат, То в гневе со всего размаха бьют.

Бывает так, что бури и приливы На берег вдруг обрушивают шквал. Бывает даль тиха, и волны льстиво Журчат и гладят камень серых скал.

Они стоят, войдя по пояс в воду, Не рушась от того, что жизнь их бьет, Не размягчаясь в тихую погоду От теплого журчанья добрых вод.

Все камни на своем извечном месте Стоят, похожие на тех из нас, Которых волны то вражды, то лести Испытывают в злой и в добрый час.

И я, как скалы, в час, что не назначен, Хочу встречать недобрую волну И знать, что в ласковых волнах удачи Я не размякну и не утону.

СТИХИ, НАПИСАННЫЕ В НОВОГОДНЮЮ НОЧЬ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия