Собрать мозаику (СИ)

— Если вы расскажете об артефакте и документах, даю слово герцога, слово генерала марилийской армии, что вы останетесь живы, — глухо произносит генерал.

Я начинаю вдруг хрипло истерично смеяться. Мой смех похож на карканье вороны. Нервная дрожь сотрясает измученное тело.

— Спасибо… генерал. Я… буду… иметь… в… виду, — хриплю с перерывами сквозь истеричный смех.

Один из солдат ударил меня в живот, и я начала судорожно вдыхать воздух и кашлять.

— Жаль, что… вы… не… можете… оставить… в живых… тех… кого… уже… убили…

Некоторое время стояла полная тишина, и только мой жуткий хриплый кашель прерывал её. Наконец генерал Мирадович, полуобернувшись к своему верному и преданному помощнику, произнес бесцветным голосом:

— Капитан Бейкалич, нужно как можно скорее разговорить леру Тубертон. Я устал ждать. И теперь вы можете… не только сам пользоваться её прекрасным телом, — он сделал выразительную паузу, — можете отдавать её время от времени своим солдатам, пусть потешатся. Можете прямо сейчас это сделать.

Кашель сотрясал меня, и сказанное не сразу проникло в сознание. Когда я поняла, что сказал генерал подчиненному капитану, моему палачу, меня наполнил животный ужас. Потрясенная, я встретилась взглядом со взглядом зверя.

В его глазах я увидела ненависть и бешенство и что-то ещё, совершенно непонятное. Что-то, вновь напомнившее сожаление. Сожаление о том, что он отдает меня на потеху солдатне? Или о том, что я до сих пор так ничего и не рассказала?

Я увидела, как балахон разрывают на теле, почувствовала грубые прикосновения, закрыла глаза и постаралась отстраниться от всего, как делала постоянно в последнее время. И почему-то подумала, какой же он сдержанный, при таких-то эмоциях, этот страшный генерал Мирадович.

Настоящее время.

Из-за воспоминаний о плене и пытках я просыпалась в слезах и истерике. Сестра Таисия вынуждена была уколоть успокоительное лекарство.

— Я не хочу, — шептала я в отчаянии. — Я не хочу это вспоминать, сестра! Помогите мне! Сделайте что-нибудь! — я умоляюще смотрела на нее. — Почему эти ужасные воспоминания приходят, ведь на мне нет «шапочки» господина Стонича?!

— Я не знаю, лера Тубертон, — очень расстроенная, бормотала сестра. — Не знаю, как могу помочь.

— Не давайте мне засыпать, — умоляюще пробормотала я. — Пожалуйста, сестра Таисия. Потому что я не могу снова это чувствовать, не могу снова это переживать, — слезы безостановочно текли из глаз.

— Но это невозможно, лера Тубертон. Я не могу ничего сделать. Вы все равно уснете рано или поздно, — убитым голосом произнесла сестра Таисия. — Я могу только помолиться Пресветлой Богине, чтобы вам не снились кошмары. Это все, что я могу сделать.

— Тогда… прошу вас, сестра… молитесь и просите за меня. Молитесь много и отчаянно просите за меня. Умоляю вас!

Марилия. Город Мар. Конец весны 3199 года.

Тетя Кристина еле сдерживала рыдания, наблюдая, как мы с мамой собираем вещи для отъезда домой. Она очень привыкла к нам за три года, как и мы к ней, и полюбила меня.

— Теперь я снова буду одна, — вытирала она слезы. — Мои девчонки уезжают от меня, — добавляла с тоской и упреком.

— Что ты, родная, не плачь, — мама подошла к ней и нежно обняла. — Вот пройдут все передряги, и приедешь к нам в гости. Ты же ни разу не была на родине с тех пор как уехала и вышла замуж.

— Обязательно приеду, — прерывающимся от волнения голосом соглашалась тетя. — Приеду и посмотрю, чему научат мою малышку ваши маги-бездари.

— Профессору Манцевич будет сложно угодить, — пошутила я.

— Тебе — нет, малышка моя, — просипела тетя. — Тебе стоит улыбнуться и я сразу буду всем довольна.

Я рассмеялась ее ответу.

Слава Богине, вещей у нас было немного, и мы собрались быстро.

Тетя продолжала вытирать слезы, исподлобья поглядывая на нас. Мне было ее очень жаль. Она была таким добрым человеком.

— Тетя, мы недавно с друзьями были в детском приюте, который на улице Благодати, недалеко от Главного Храма, — сказала я ей тогда. — Там совершенно очаровательная девочка есть. Ей восемь лет, ее родители умерли от болезни два года назад. Она такая маленькая и такая ласковая. Удочери ее, тетя. И ты сделаешь счастливыми сразу двух человек.

Тетя Кристина теперь заплакала по-настоящему, подошла ко мне и крепко обняла.

— Я думала, что раз Богиня не дала мне детей, я и так проживу, девочка моя. Но теперь поняла, какая я была дура все это время. Годы идут, я не становлюсь моложе, а одной так тоскливо.

Мы стояли обнявшись. У меня тоже стояли слезы в глазах.

— Как зовут девочку? — тихо спросила тетя Кристина.

— Мирида, — улыбнулась я счастливо. — Передай ей, что Лори не забыла ее, просто ей срочно надо было уехать домой.

— Обязательно передам, — пообещала тихо тетя.

Подошла моя мама и обняла нас обеих. Так мы и постояли некоторое время.

— Главное, чтобы не было войны, — прошептала вдруг тревожно мама.

— Святые небеса! — прорычала гневно тетя. — Да что ты говоришь такое, Ванесса! Какая война еще! Ее не было уже сто лет.

— Вот и я говорю, главное, чтоб еще лет сто точно не было, — пробормотала мама.