Собственные записки. 1835–1848

В бытность мою в Петербурге, я виделся раза два или три с графом Орловым, который принял меня, по-видимому, наружно дружески. Сердечного участия я не ожидал от него. Раза два заговаривал он о службе; но, видя, что я не имел намерения проситься, разговор о том прекращал и обращал к посторонним предметам.

С великим князем Михаилом Павловичем я старался свидеться; но вскоре заметил из отзывов служащего при нем генерала Бибикова, что представление мое его высочеству отклонялось, и потому я оставил о том ходатайствовать. Полагать должно, что свидание мое с ним два года назад было неприятно государю.

Генерал-адъютант Анреп, бывший у меня несколько раз, уговорил меня заехать к военному министру. Я был у него и, не застав его дома, оставил карточку. Анреп говорил о том князю Чернышеву, который положительно уверял его, что я не заезжал, и я оставил обстоятельство сие без внимания.

Я заезжал также к князю Меншикову, не застал его, как и он меня дома не застал, отдавая визиты. Был у Киселева, с коим провел около получаса в разговоре об устройствах по его министерству, касательно казенных крестьян[139]

. Он спросил меня, не располагаю ли я снова вступить в службу. Я объяснил ему в общих выражениях опасения мои встретить начальников, ко мне не благоволящих. Он меня понял и сам назвал Паскевича и Воронцова, говорил о месте генерал-губернаторском, но говорил только для разговора о сем предмете.

Были также здесь у брата Михаила разговоры с министром Перовским о назначении меня на место князя Горчакова, который, слышно было, желал оставить свое место генерал-губернатора Западной Сибири, и которое принять я бы был согласен. Говорили также о генерал-губернаторстве в Восточной Сибири, которого я для себя не желал, и дело это так кончилось без всяких последствий.

Я виделся также с Перовским, старым сослуживцем моим. Его тогда, как и всех в Петербурге, много занимало введение православия в остзейских губерниях, о чем он и много говорил со мною. Государь, по словам Перовского, желал, чтобы дело сие свершилось, но хотел, чтоб его имени в том не было, что затрудняло исполнителей. Перовский говорил мне: «Nous voyons la réalisation des ręves de notre jeunesse ŕ l’égard des Allemands»[140]

.

Такие суждения казались мне неуместными от лица, столь высокопоставленного. Он сказывал также, что к удивлению его встретил он между русскими много немцев; ибо многие не оправдывали притеснительных мер, предпринятых правительством в сем деле. Много объяснял мне также по сему предмету директор Департамента духовных дел Скрипицын, человек от природы умный, но завлекающийся самолюбием своим, самонадеянностью и повествовательностью. Вообще они все ошибались на счет успеха введения православия между латышами и как бы сами от себя таили уклончивость, которую латыши стали показывать от принятия греческой веры, после мер, принятых правительством к сокращению их ослушания помещикам. Известно, однако же, было, что многие из них, не доверяя более правительству, сожалели о первом шаге, ими не обдуманно сделанном, и, при оставлении ими нашей церкви, наказывались уже по закону, как вероотступники.

К сожалению моему, мог я более и более удостоверяться, что в высшем правительстве нашем не знают о происходящем вне столицы, а там, где и узнают о том, стараются ослепить себя, как бы в свое утешение.

Москва, 18 мая 1848 года

Проведя в Петербурге более 20 дней в приятном кругу родных и среди приветливых сослуживцев моих старых годов, я выехал оттуда в Нарву, где назначено было съехаться всему семейству, раскиданному на пространстве между Митавой и Петербургом. Предположение мое было проехать из Нарвы в Сырец, деревню брата Михайлы, где соединились бы на общем пиру все родные, и оттуда уже пробраться через Новгород в Москву; но братья мои и родные затруднялись отлучаться от своих должностей на 150 верст от Петербурга, почему мы и отменили этот съезд.

В первых числах февраля, в Нарве мы все снова соединились. Я хотел проехать в Новгород прямой дорогой, чтобы миновать Петербург, но на то предстояло много затруднений по недостатку лошадей на проселочных дорогах, а потому должен я был избрать путь через Красное и Царское Село. Но, будучи в Царском Селе, в таком близком расстоянии от Петербурга, я не хотел упустить случая познакомить семейство свое с родными, почему немедленно послал к ним в Петербург повестку с приглашением к себе.