Читаем Событие полностью

Любовь несколько секунд одна. Трощейкин поспешно возвращается.


ТРОЩЕЙКИН:

Спички! Где спички? Ему нужны спички.


ЛЮБОВЬ:

Ради бога, убери его скорей! Где он?


ТРОЩЕЙКИН:

Я его оставил на черной лестнице. Провожу его и сейчас вернусь. Не волнуйся. Спички!


ЛЮБОВЬ:

Да вот — перед твоим носом.


ТРОЩЕЙКИН:

Люба, не знаю, как ты, но я себя чувствую гораздо бодрее после этого разговора. Он, повидимому, большой знаток своего дела и какой-то ужасно оригинальный и уютный. Правда?


ЛЮБОВЬ:

По-моему, он сумасшедший. Ну, иди, иди.


ТРОЩЕЙКИН:

Я сейчас. (Убегает налево.)


Секунды три Любовь одна. Раздается звонок. Она сперва застывает и затем быстро уходит направо. Сцена пуста. В открытую дверь слышно, как говорит Мешаев Второй, и вот он входит с корзиной яблок, сопровождаемый Любовью. Его внешность явствует из последующих реплик.


МЕШАЕВ ВТОРОЙ:

Так я, наверное, не ошибся? Здесь обитает г-жа Опояшина?


ЛЮБОВЬ:

Да, это моя мать.


МЕШАЕВ ВТОРОЙ:

А, очень приятно!


ЛЮБОВЬ:

Можете поставить сюда…


МЕШАЕВ ВТОРОЙ:

Нет, зачем, — я просто на пол. Понимаете, какая штука: брат мне наказал явиться сюда, как только приеду. Он уже тут? Неужели я первый гость?


ЛЮБОВЬ:

Собственно, вас ждали днем, к чаю. Но это ничего. Я сейчас посмотрю, мама, вероятно, еще не спит.


МЕШАЕВ ВТОРОЙ:

Боже мой, значит, случилась путаница? Экая история! Простите… Я страшно смущен. Не будите ее, пожалуйста. Вот я принес яблочков, и передайте ей, кроме того, мои извинения. А я уж пойду…


ЛЮБОВЬ:

Да нет, что вы, садитесь. Если она только не спит, она будет очень рада.


Входит Трощейкин и замирает.


Алеша, это брат Осипа Михеевича.


ТРОЩЕЙКИН:

Брат? А, да, конечно. Пожалуйста.


МЕШАЕВ ВТОРОЙ:

Мне так совестно… Я не имею чести лично знать госпожу Опояшину. Но несколько дней тому назад я известил Осипа, что приеду сюда по делу, а он мне вчера в ответ: вали прямо с вокзала на именины, там, дескать, встретимся.


ЛЮБОВЬ:

Я сейчас ей скажу. (Уходит.)


МЕШАЕВ ВТОРОЙ:

Так как я писал ему, что приеду с вечерним скорым, то из его ответа я естественно заключил, что прием у госпожи Опояшиной именно вечером. Либо я переврал час прихода поезда, либо он прочел невнимательно — второе вероятнее. Весьма, весьма неудачно. А вы, значит, сын?


ТРОЩЕЙКИН:

Зять.


МЕШАЕВ ВТОРОЙ:

А, супруг этой милой дамы. Так-так. Я вижу, вы удивлены моим с братом сходством.


ТРОЩЕЙКИН:

Ну, знаете, меня сегодня ничто не может удивить. У меня крупные неприятности…


МЕШАЕВ ВТОРОЙ:

Да, все жалуются. Жили бы в деревне!


ТРОЩЕЙКИН:

Но, действительно, сходство любопытное.


МЕШАЕВ ВТОРОЙ:

Сегодня совершенно случайно я встретил одного остряка, которого не видел с юности: он когда-то выразился в том смысле, что меня и брата играет один и тот же актер, но брата хорошо, а меня худо.


ТРОЩЕЙКИН:

Вы как будто лысее.


МЕШАЕВ ВТОРОЙ:

Увы! Восковой кумпол, как говорится.


ТРОЩЕЙКИН:

Простите, что зеваю. Это чисто нервное.


МЕШАЕВ ВТОРОЙ:

Городская жизнь, ничего не поделаешь. Вот я — безвыездно торчу в своей благословенной глуши — что ж, уже лет десять. Газет не читаю, развожу кур с мохрами,[5] пропасть ребятишек, фруктовые деревья, жена — во! Приехал торговать трактор. Вы что, с моим братом хороши? Или только видели его у бель-мер?[6]


ТРОЩЕЙКИН:

Да. У бель — парастите па-пажалста…


МЕШАЕВ ВТОРОЙ:

Ради бога. Да… мы с ним не ахти как ладим. Я его давненько не видел, несколько лет, и признаться, мы разлукой не очень тяготимся. Но раз решил приехать — неудобно, знаете, — известил. Начинаю думать, что он просто хотел мне свинью подложить: этим ограничивается его понятие о скотоводстве.


ТРОЩЕЙКИН:

Да, это бывает… Я тоже мало смыслю…


МЕШАЕВ ВТОРОЙ:

Насколько я понял из его письма, госпожа Опояшина литераторша? Я, увы, не очень слежу за литературой!


ТРОЩЕЙКИН:

Ну, это литература такая, знаете… неуследимо бесследная. Ох-ха-а-а.


МЕШАЕВ ВТОРОЙ:

И она, видимо, тоже рисует.


ТРОЩЕЙКИН:

Нет-нет. Это моя

мастерская.


МЕШАЕВ ВТОРОЙ:

А, значит, вы живописец! Интересно. Я сам немножко на зимнем досуге этим занимался. Да вот еще — оккультными науками развлекался одно время. Так это ваши картины… Позвольте взглянуть. (Надевает пенсне.)


ТРОЩЕЙКИН:

Сделайте одолжение.


Пауза.


Эта не окончена.


МЕШАЕВ ВТОРОЙ:

Хорошо! Смелая кисть.


ТРОЩЕЙКИН:

Извините меня, я хочу в окно посмотреть. Мешаев Второй (кладя пенсне обратно в футляр). Досадно. Неприятно. Вашу бель-мер из-за меня разбудят. В конце концов, она меня даже не знает. Проскакиваю под флагом брата.


ТРОЩЕЙКИН:

Смотрите, как забавно.


МЕШАЕВ ВТОРОЙ:

Не понимаю. Луна, улица. Это, скорее, грустно.


ТРОЩЕЙКИН:

Видите — ходит. От! Перешел. Опять. Очень успокоительное явление.


МЕШАЕВ ВТОРОЙ:

Запоздалый гуляка. Тут, говорят, здорово пьют.


Перейти на страницу:

Все книги серии Пьесы Владимира Набокова

Похожие книги

Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия