Сочельник строгого режима. Тюремно-лагерные были

Тут же в качестве иллюстраций для образовавшегося настроения в сознании кадры хроники ближайшего возможного будущего замелькали. Сначала: вот он, Сергей Дмитриевич Калинин в ведомости расписывается, после чего какие-то солидные люди ему руку жмут и пухлый конверт вручают, а в конверте или зелёненькие заветные доллары или пёстренькие не менее заветные евро. Деньги, возможно, и разные, а пахнут одинаково — свободой и благополучием. Потом — опять же, он, Сергей Калинин. Да не в пиджаке, а в смокинге по ступенькам в ковровой дорожке поднимается к президиуму, из-за которого кто-то ещё более солидный опять ему руку трясёт, что-то не по-русски говорит и какую-то статуэтку вручает, статуэтка тяжёлая как гантель и такая блестящая, что не понять, кого она изображает. И ещё: снова он, вчерашний зек, дед Калинин, как его в последнем лагере звали, снова в смокинг упакованный среди массы нарядных и очень торжественных людей, из которых половина — шикарные женщины в платьях с голыми спинами. И все опять за ручку ним, как будто поздравляют с чем-то очень значительным.

На фоне подобных картинок все последующие произнесённые дамочкой слова как-то тихо прозвучали:

— Повторяю, у Вашей книги очень хорошие перспективы, однако есть некоторые насущные требования, которые необходимо учесть, иначе проект просто не состоится… Сейчас все издательства в бедственном положении… Денег попросту нет… Выживают, кто как может… В основном за счёт спонсоров… Вот у Вас есть спонсор?

Ответ на этот вопрос, похоже, был просто написан на лице Калинина, потому и собеседница, обойдясь без паузы, продолжала:

— Вот именно… Со спонсорами у всех проблема… Сегодня состояние общества таково, что никому не хочется в издательское дело вкладываться… Тем не менее ни одна книга без начальных вложений не может быть издана… Представляете, расходы на редактуру, корректуру, верстку, полиграфию… Никто оплату и на транспорт, на склады не отменял… А сколько с нас магазины дерут только за то, чтобы наши книги принять и выставить… По большому счёту, сейчас ни одна книга без предоплаты не издаётся…

Ничего из услышанного Сергей Дмитриевич ещё не переварил, но по тому, как засосало под ложечкой понял, что того гляди случится что-то недоброе. Наверное, предчувствие чётко отпечаталось на его лице. Да так резко, что дамочка заторопилась упредить:

— Не волнуйтесь, с Вас за издание никто денег не требует… Мы понимаем, откуда у вчерашнего арестанта деньги? У нас для Вас совсем другой вариант… Деньги мы сами найдём… Эти деньги мы у тюремного ведомства возьмём… Я по личным каналам узнала, у них в бюджете серьёзные суммы на формирование положительного имиджа предусмотрены… Уже первый этап переговоров прошёл… Там, кажется, очень заинтересованы… И рукопись вашу я показывала…

Ну, понятно, там такие люди работают, что читать не сильно приучены, но общее понимание есть… К тому же сейчас, так случилось, что время на нас работает… Вы же слышали, у них там в ведомстве ЧП — часть начальников под суд попали: взятки, откаты и всякие там коррупционные штуки… Им сейчас самое время имиджем заниматься, репутацию в глазах общества поправлять… И тут — проект с вашей книгой… Всё вовремя, всё по делу… Конечно, предисловие от какого-нибудь руководителя из их ведомства потребуется… С фотографией, чтобы в форме, с погонами, со всеми своими значками… Они в фуражках очень любят фотографироваться… Конечно, дурной тон, но мы им разрешим, главное, чтобы проект состоялся, чтобы книга вышла… В предисловии положено автора представить, это Вам — плюс, ну, пусть и они свою работу покажут, похвалятся, что число побегов сократилось, воспитательная работа разворачивается, зеки на путь исправления становятся… Для них сейчас это очень актуально… Конечно, писать они не умеют, но Вы не волнуйтесь, Вам за них писать не придётся… У нас в издательстве своя пиарщица есть, всё сделает…

Калинину душно стало. Это, несмотря на то, что в кафе на полную мощь кондиционер работал. Ещё ему очень пить захотелось. Пожалел он, что свой кофе в два глотка выпил, с тоской посмотрел на вазочку, в которой в воде какой-то цветок красовался, зацепился завистливым взглядом за соседний стол, где какие-то молодые люди разноцветную шипучку по бокалам расплескивали. Что-то ещё хотел взглядом в окружающей обстановке нашарить. Нервно шарил. Будто ему это что-то сейчас могло помочь. Ничего не нашарил. Облизнул пересохшие губы, хотел что-то сказать, только не получилось ни одного слова произнести. Почти с ужасом понял и другое: сказать ему в этот самый момент решительно нечего, потому как там, где положено рождаться и храниться мыслям, там, где минуту назад раскатисто ухало волшебное слово «из-да-дут», теперь было совсем пусто.

Не догадывалась ни о чём подобном собеседница Сергея Дмитриевича, потому и продолжала с той же вкрадчивостью и доверительностью: