Сочинение на тему

Разумеется, нас троих тут же отправили на ковёр к Гелашвили. Как и полагается важной особе, начальник лагеря величаво отсутствовала, чем заставляла нас сидеть на крылечке своей резиденции в окружении многочисленных ящиков с пустыми бутылками и терпеливо дожидаться экзекуции. В открытом окне, как полагается, стояла большая колонка, из которой доносилась современная музыка, похожая на яркое пластиковое изделие из комиссионного магазина за полторы тысячи рублей. Играл Модерн Токинг. Я наслаждался мелодиями и ритмами зарубежной эстрады, вовсе не желая скорого прихода Марины Сергеевны.

— Слышишь, Пьер? Классная песня. После ней медляк будет, а затем — моя любимая с этого альбома. Сейчас заценишь.

— Не получится. Вон — идёт. — Пьер снял свой головной убор, показывая им идущую к нам начальницу.

Через минуту Гелашвили поднялась по ступенькам и молча открыла дверь, показывая своим надменным взглядом — чтобы мы следовали за ней. Комната, где она располагалась, была похожа на типичное помещение советского руководителя среднего звена. Посередине кабинета стояли два соединённых вдоль стола с третьим, уже — поперек, являвшимся рабочим столом главного. Над стулом руководителя висел портрет Ленина. Марина Сергеевна указала пальцем на палас, лежавший между продольными столами и окном, «местом для экзекуции». Сама же воссела на свой «трон». Выполнив указание, я наперёд знал — что сейчас будет говорить начальник, потому — принялся разглядывать содержимое шкафа со стеклянными дверцами напротив. В нём хранились артефакты каких-то безвестных соцсоревнований и пожелтевшие грамоты, вперемешку с чёрно-белыми фотографиями. Начавшаяся пафосная речь проходила транзитом через мои органы слуха, ни на миг не задерживаясь ни там, ни в сером веществе посередине.

— …Вам прекрасно известно, что правила писаны для всех детей без исключения. Так почему же вы постоянно игнорируете их и ставите под угрозу свои здоровье и жизнь? Хлудов, ты же неоднократно бывал в этом кабинете и всякий раз творится одно и то же, слышишь меня? Хлудов, я к тебе обращаюсь!

Музыку не выключили. Начинала играть моя любимая песня. Я толкнул локтём Пьера, показывая ему кулак с оттопыренным вверх большим пальцем. Гелашвили рассвирипела.

— Хлудов!!! Мне не нужно тут на музыку показывать, — будто я показывал лично ей, — очнись и задумайся, наконец, над своим поведением. Если тебя не устраивает распорядок дня в моём пионерском лагере или его регламент — убирайся восвояси! Приходи ко мне с родителями, пускай пишут заявление и катись ко всем чертям отсюда, раз здесь, по-твоему — так плохо! Никто силком не держит, скатертью дорога. Я вижу, что вам уже бесполезно что-либо говорить… Ага, вот Нина Егоровна идёт. Сейчас… Нина Егоровна! Опять эти трое ваших олухов нарываются на большие неприятности. Я даю вам строгое указание — чтоб впредь эта троица вместе не собиралась. Уже надоели мне их бесконечные выходки. С этого момента вам нужно как следует следить и не упускать их из виду. Слышите? Если не удастся спровадить их домой, до конца смены придётся как малых детей пасти. Слышите?.. Еще только не хватало нам…

Голос начальницы заглушал аккорды любимой песни. Раздасованно я смотрел на портрет Вождя и вспоминал случай, произошедший со мной в школе пару лет назад. Там такой же портрет, по неизвестной причине, стоял в коридоре крыла начальных классов. У портрета был оторван угол холста. Я с кем-то играл и случайно задел рамку. Портрет неудачно упал на пол, а оторванный угол оторвался ещё больше. Нам это так понравилось, что мой приятель взял рамку, отодрал угол совсем и предложил мне пролезть в образовавшееся отверстие. Что я и сделал. Затем — наоборот. Разумеется, нас «сдали». Приглашённые с родителями к директору, мы слушали речь ещё более пафосную и зловещую. Из неё я запомнил одно: что при Сталине нас бы за это расстреляли. Выучив из идеологических установок своего детства, я не воспринял всерьёз слова директора, бессовестно поливавшего крамолою Советскую Власть, да ещё (как я считал) самый светлый и героически-увлекательный её период. Эх, не довелось мне стрелять из пулемёта во вражеских захватчиков, скукота — да и только! Наш директор тот ещё придурок был, теперь эта злюка мне что-то за правду втирает. Вон — её Гоги вышагивает. Вся грудь в орденах, пускай и картонных. Конечно, и книжку призовую под мышкой уже тащит. То же мне — святоши…

— Хлудов, ты что — в окно смотришь?! Совсем меня слушать не хочешь? Выкинешь ещё подобный номер и, честное слово — я подключу все свои связи, для того чтобы тебя взяли на учёт в детской комнате милиции. Там тебя точно приведут в чувства… Нина Егоровна, сейчас приедет фотограф для коллективного снимка. Как обычно. Чтоб эти трое, в обязательном порядке, одели на съёмку парадную форму. В галстуках и белых рубашках.