Читаем Сочинения полностью

– Я уступлю ей свое место, – сказал он. – Не ехать же ей на холоде при таком кашле.

На что сидевший с ним рядом грубиян заметил:

– А ты и рад ее пригреть! Только больно ты ей нужен, шляпа!

В ответ на это Перекориль схватил грубияна за нос, дал ему оплеуху и наградил фонарем – пусть в другой раз попробует назвать его шляпой!

Потом он весело вскочил на империал и уютно устроился в сене. Грубиян сошел на следующей остановке, и тогда Перекориль опять занял свое место внутри и вступил в разговор с соседкой. Она оказалась приятной, осведомленной и начитанной собеседницей. Они ехали вместе весь день, и она угощала нашего путника всякой всячиной, припасенной в кошелке, – не кошелка, а прямо целая кладовая! Захотел он пить – и на свет появилась бутылка в полкварты Бассова легкого пива и серебряная кружечка. Проголодался – она достала холодную курицу, несколько ломтиков ветчины, хлеба, соли и кусок холодного пудинга с изюмом – прямо пальчики оближешь, – а потом дала ему запить все это стаканчиком бренди.

Пока они ехали вместе, странная простолюдинка беседовала с Перекорилем о том, о сем, и бедный принц выказал при этом столько же невежества, сколько она – познаний. Покраснев до корней волос, он признался соседке, что совсем не учен, на что та ответила:

– Милый мой Пере… Добрейший мой мистер Кориль, вы еще молоды, у вас вся жизнь впереди. Вам только учиться да учиться! Как знать, быть может, настанет день, когда вам понадобится вся эта премудрость. Скажем, когда вас призовут обратно, – ведь бывало же такое с другими.

– Помилуй бог, да разве вы меня знаете, сударыня?! – восклицает принц.

– Я много чего знаю, – говорит она. – Я была кой у кого на крестинах, и однажды меня выставили за дверь. Я знавала людей, испорченных удачей, и таких, кто, надеюсь, стал лучше в беде. Вот вам мой совет: поселитесь в том городе, где карета остановится на ночь. Живите там, учитесь и не забывайте старого друга, к которому были добры.

– Кто же этот мой друг? – спрашивает Перекориль. – Если вам будет в чем нужда, – продолжает его собеседница, – загляните в эту сумку – я дарю ее вам – и будьте благодарны…

– Но кому же, кому, сударыня? – настаивает принц.

– Черной Палочке, – ответила его спутница и вылетела в окно.

Перекориль спросил кондуктора, не знает ли он, куда девалась та дама.

– Это вы про кого? – удивился тот. – Вроде только и была здесь одна старушка, да она сошла на прошлой остановке. И Перекориль решил, что все это ему приснилось. Однако на коленях у него лежала кошелка – подарок Черной Палочки; и вот, когда они прибыли в город, он прихватил ее с собой и двинулся в гостиницу.

Принца поместили в какой-то жалкой каморке, но, проснувшись поутру, он сперва подумал, что все еще дома, во дворце, и принялся кричать:

– Джон, Чарльз, Томас! Мой шоколад, шлафрок, шлепанцы!..

Но никто не явился. Колокольчика не было, и вот он вышел на площадку и стал звать слугу.

Снизу поднялась хозяйка, она выглядела примерно так как на этой картине:

– Чего это вы орете на весь дом, молодой человек? – спрашивает она.

– Ни теплой воды, ни слуг, даже обувь не чищена!..

– Ха-ха-ха! А ты возьми да почисть, – говорит хозяйка. – Уж больно ваш брат студент нос дерет. Но до такого бесстыдства еще никто не доходил!

– Я немедленно покину ваш дом! – заявляет принц.

– Скатертью дорожка, молодой человек! Плати по счету и убирайся. У нас тут благородные селятся, не тебе чета!

– Вам бы медвежатник [568] держать, – сказал Перекориль, – а вместо вывески портрет свой повесить!

Хозяйка «медвежатника» с рычанием удалилась. Перекориль вернулся к себе в комнату, и первое, что он увидел, была волшебная сумка, и ему показалось, что, когда он вошел, она чуточку подпрыгнула на столе.

«Может, там сыщется что-нибудь на завтрак, – подумал Перекориль. Денег-то у меня кот наплакал». Он раскрыл кошелку, и знаете, что там было? Щетка для обуви и банка ваксы Уоррена, [569] на которой стояли такие стишки:

Чисти обувь, бедняк, не тужи

И обратно меня положи.

Перекориль рассмеялся, вычистил башмаки и убрал на место банку и щетку.

Когда он оделся, сумка опять подпрыгнула, и он подошел и вынул из нее:

1. Скатерть и салфетку.

2. Сахарницу, полную лучшего колотого сахара.

3, 4, 6, 8, 10. Две вилки, две чайные ложечки, два ножа, сахарные щипчики и ножик для масла – все с меткой «П».

11, 12, 13. Чайную чашку с блюдцем и полоскательницу.

14. Кувшинчик сладких сливок.

15. Чайницу с черным и зеленым чаем.

16. Большущий чайник, полный кипятка.

17. Кастрюлечку, а в ней три яйца, сваренных как раз, как он любил.

18. Четверть фунта наилучшего Эппингова масла.

19. Ржаной хлеб.

Это ли не сытный завтрак?

Покончив с едой, Перекориль побросал все оставшееся в кошелку и отправился на поиски жилья. Я забыл сказать вам, что город этот назывался Босфор [570] и был славен своим университетом. Он снял скромную квартиру напротив университета, оплатил счет в гостинице и немедленно перебрался в новое жилье, захватив сундучок и дорожный мешок; не забыл он, конечно, и волшебную сумку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза