Сочинения

Чтобы читатель мог себе представить, какие тревоги одолевали в ту пору генерала Вашингтона и с какими кознями приходилось ему сталкиваться, я должен упомянуть о том, что в свое время получило название «Заговора Конвея». Некий ирландец, офицер французской армии и кавалер ордена Святого Людовика, приехал весной семьдесят седьмого года в Америку в надежде занять какой-либо военный пост. В самом скором времени ему был присвоен чин бригадира, но он остался, видите ли, этим недоволен и желал, чтобы его безотлагательно произвели в генерал-майоры.

У мистера Конвея нашлись друзья в Конгрессе, которые, как стало известно главнокомандующему, посулили ему быстрое повышение в чине. Генерал Вашингтон указал, что несправедливо присваивать самый высокий чин офицеру, едва успевшему стать бригадиром. А пока этот вопрос еще висел в воздухе, в руки ему попало письмо Конвея к генералу Гейтсу, в котором тот, расточая Гейтсу похвалы, утверждал, что «видно, небесам было угодно спасти Америку, иначе бездарный генерал и дурные советники уже довели бы ее до гибели». Генерал Вашингтон переслал эхо письмо мистеру Конвею, не приписав от себя ни строчки, и Конвей тут же подал в отставку, но Конгресс не принял его отставки и назначил его на должность генерального инспектора армии с присвоением ему чина генерал-майора.

– И вот в это-то время, – рассказывал Гарри, снова и снова ругая себя и восторгаясь своим любимым командиром, – да, в это самое время, когда наш доблестный главнокомандующий должен был расхлебывать столько неприятностей, что от них, видит бог, впору было свихнуться и десяти тысячам людей, – надо ж было тут встрять еще и мне с моей дурацкой завистью к французику! Ничего особенного я, впрочем, не сказал – просто плел какую-то чушь Грину и Кэдуоладеру, что, дескать, надо бы наловить побольше лягушек, на случай если французик вздумает пожаловать к нам на обед, да еще о том, что будто из Парижа нам прислали целый мешок маркизов командовать нами, поскольку сами мы на это никак не способны. А ведь следовало бы мне знать, что у генерала и без меня хватает неприятностей, а голова у него варит не в пример моей, так что мне лучше бы помалкивать.

Поначалу генерал ничего не сказал, но держался со мной так холодно, что я понял: между нами пробежала черная кошка. В это время в лагерь приехала миссис Вашингтон, и ей тоже бросилось в глаза, что у нас с ним что-то неладно. Ну, а женщины всегда умеют подластиться к мужчинам и выведать у них секреты. Едва ли я сам стал бы когда-нибудь допытываться у генерала, чем вызвано его недовольство. Ведь я не менее горд, чем он, и к тому же, когда главнокомандующий не в духе, общаться с ним не так-то приятно, можете мне поверить.

Должен заметить, что брат был совершенно околдован своим старым другом и трепетал перед ним, прямо как школьник перед учителем.

– Наконец миссис Вашингтон удалось выведать, в чем дело, – продолжал Хел. «Мне нужно с вами потолковать, полковник Хел, – сказала она. Приходите на плац перед столовой, и я все вам объясню».

Я оставил офицеров и бригадиров выпивать за столом генерала и направился к миссис Вашингтон; она меня уже поджидала. Генерала оскорбили мои слова насчет мешка с маркизами, сказала она. «Я не придал бы значения, скажи это кто-то другой, – признался генерал, – но уж никак не ожидал, что Гарри Уорингтон может стать на сторону моих недругов».

В тот же вечер я пошел к нему узнать пароль и застал его одного в кабинете.

«Могу ли я просить ваше превосходительство уделить мне пять минут времени?» – с замиранием сердца спросил я.

«Ну, разумеется, сэр, – отвечал он, указывая на стул. – Прошу садиться».

«Было время, когда вы не называли меня «сэр» и «полковник Уорингтон», ваше превосходительство», – сказал я. Он холодно ответил:

«Времена меняются».

«Et nos mutamur in illis [552] , сказал я. – Меняются не только времена, но и люди».

«У вас ко мне какое-нибудь дело?» – спросил он.

«К кому я обращаюсь, к главнокомандующему или к моему старому другу?» спросил я. Он поглядел на меня внимательно, без улыбки.

«Ну… и к тому и к другому, сэр, – сказал он. – Садитесь, Гарри, прошу вас».

«Если я говорю с генералом Вашингтоном, то позволю себе заметить его превосходительству, что и мне, и многим другим офицерам нашей армии не очень-то по душе, что двадцатилетнего мальчишку, только потому, что он маркиз и не умеет говорить по-английски, произвели в генерал-майоры, обойдя всех нас. Если же я говорю с моим старым другом, то должен прямо сказать, что последнее время он оказывает мне очень мало доверия и дружбы, и у меня нет ни малейшего желания сидеть за его столом и выслушивать дерзкие слова его приближенных о том, что его превосходительство перестал меня жаловать».

«На какое из этих двух обвинений я должен ответить раньше, Гарри? спросил он, слегка отодвинувшись в кресле от стола, и заложил ногу за ногу, словно бы приготовившись к беседе. – Вы, как мне кажется, позавидовали этому маркизу?»