Иль праздно погружен в мечты.
Евграф вздохнул. Воображенье
На память детство привело:
В просторной комнате светло;
Складов томительное чтенье
Тоску наводит на него.
За дверью шум: отец его
Торгует что-то... Слышны споры,
О дегте, лыках разговоры
И серебра и рюмок звон...
А сад сияньем затоплен;
Там зелень, листьев трепетанье.
Там лепет, пенье и жужжанье
И голоса ему звучат:
Иди же в сад! иди же в сад!
Вот он в гимназию отправлен,
Подрос - и умный ученик;
Но как-то нелюдим и дик,
Кружком товарищей оставлен.
День серый. В классе тишина.
Вопрос учитель предлагает;
Евграф удачно отвечает,
Восторга грудь его полна.
Наставник строго замечает:
"Мещанский выговор у вас!"
И весело хохочет класс;
Евграф бледнеет. - Вот он дома;
Ему торговля уж знакома.
Но, боже! эти торгаши!..
Но это смрадное болото,
Где их умом, душой, работой
До гроба двигают гроши!
Где все бессмысленно и грязно,
Где все коснеет и гниет...
Там ужас сердце обдает!
Там веет смертью безобразной!..
Но вот знакомый изволок.
Уж виден хутор одинокой,
Затерянный в степи широкой,
Как в синем море островок.
Гумно заставлено скирдами.
Перед избою на шесте
Бадья заснула в высоте;
Полусклоненными столбами
Подперта рига. Там - вдали
Волы у стога прилегли.
Вокруг безлюдье. Жизни полны,
Без отдыха и без следа,
Бегут, бегут, бог весть куда,
Цветов, и трав, и света волны...
Семен к крылечку подкатил
И тройку ловко осадил.
Собака с лаем подбежала,
Но дорогих гостей узнала"
Хвостом махая, отошла
И на завалинке легла.
Евграф приказчика Федота
Застал врасплох. За творогом
Сидел он с заспанным лицом.
Его печаль, его забота,
Жена смазливая в углу
Цыплят кормила на полу,
Лентяем мужа называла,
Но вдруг Евграфа увидала,
Смутясь, вскочила второпях
С густым румянцем на щеках.
Приказчик бормотал невнятно:
"Здоровы ль? Оченно приятно!"
Кафтан поспешно надевал
И в рукава не попадал.
"Эй, Марья! Ты бы хоть покуда...
Слепа! творог-то прибери!
Да пыль-то с лавки, пыль сотри...
Эх, баба!.. Кши, пошли отсюда!..
А я, того-с... велел пахать...
Вот гречу будем васевать".
Евграф сказал: "Давно бы время!
В амбар приказчика повел
И гречу указал на семя;
Все закрома с ним обошел;
В овес, и в просо, и в пшеницу
Глубоко руку погружал,
Все было сухо. Приказал
Сменить худую половицу
И, выходя, на хлев взглянулs
Федота строго упрекнул:
"Эх, брат! навозу по колени...
За чем ты смотришь?"
- "Всё дела!
Запущен, знамо, не от лени...
Кобыла, жаль, занемогла!"
"Какая шерстью?"
- "Вороная.
Евграф конюшню отворил,
Приказчик лошадь выводил.
С боками впалыми, больная,.
Тащилась, чуть переступая.
"Хорош присмотр! Опоена!"
"Ему, знать, черти рассказали",
Приказчик думал. "Нет-с, едва ли!
Мы смотрим. Оттого больна
Не любит домовой. Бывает,
На ней всю ночь он разъезжает
По стойлу; поутру придешь
Так у бедняжки пот и дрожь".
Евграф вспылил: "Ведь вот мученье!
Найдет хоть сказку в извиненье!"
Но, проходя межами в поле,
Казалось, он вздохнул на воле,
Свою досаду позабыл
И всходы зелени хвалил.
Приказчик разводил руками:
"Распашка много-с помогла...
Вот точно пух земля была,
Так размягчили боронами!"
- "Где овцы? Я их не видал".
- "Вон там... где куст-то на кургане".
Но взор Евграфа замечал
Лишь пятна серые в тумане;
Что ж! ночью можно отдохнуть
И он к гурту направил путь.
Заснула степь, прохладой дышит,
В огне зари полнеба пышет,
Полнеба в сумраке висит;
По тучам молния блестит;
Проворно крыльями махая,
С тревожным криком в вышине
Степных гостей несется стая.
Маячит всадник в стороне,
Помчался конь, - хвостом и гривой
Играет ветер шаловливый,
При зорьке пыль из-под копыт
Румяным облачком летит.
Неслышным шагом ночь подходит,
Не мнет травы, - и вот она,.
Легка, недвижна и темна.
Молчаньем чутким страх наводит...
Вот енова блеск - и гряну" гром,
И степь откликнулась кругом.
Евграф к избушке торопился,
Приказчик следом поспешал;
Барбос их издали узнал,
Навстречу весело пустился,
Но вдруг на ветер поднял нос,
Вдали послышав скрип колес, - И в степь шарахнулся.
За ними.
Румян и потом окроплен,
Меж тем посиживал Семен.
Его веселыми речами
Была приказчика жена
Чуть не до слез рассмешена.
"Эх, Марья Львовна! Ты на волю
Сама недавно отошла;
Ты, значит, в милости была
У барина: и чаю вволю
Пила, и всё... А я, как пес,
Я, как щенок, средь дворни рос;
Ел что попало. С тумаками
Всей барской челяди знаком.
Отец мой, знаешь, был псарем,
Да умер. Барин жил на славу:
Давал пиры, держал собак;
Чужой ли, свой ли, - чуть не так,
Своей рукой чинил расправу.
Жил я, не думал, не гадал,
Да в музыканты и попал.
Ну, воля барская, известно...
Уж и пришло тогда мне тесно!
Одели, выдали фагот,
Играй! Бывало, пот пробьет,
Что силы дую, - все нескладно!
Растянут, выдерут изрядно,
Опять играй! Да целый год
Таким порядком дул в фагот!
И вдруг в отставку: не годился!
Я рад, молебен отслужил,
Да, видно, много согрешил:
У нас ахтер вина опился
Меня в ахтеры... Стало, рок!
Пошла мне грамота не впрок!
Бывало, что: рога приставят,
Твердить на память речь заставят,
Ошибся - в зубы! В гроб бы лег,
Евграф Антипыч мне помог.
Я, значит, знал его довольно,
Ну, вижу - добр; давай просить:
"Нельзя ль на волю откупить?"
Ведь откупил! А было больно!"
И пятерней Семен хватил
Об стол. "Эхма! собакой жил!"
Евграф за ужин не садился;