Сочинения

У евреев мысль о сотворении мира есть прежде всего мысль о Боге Творце, имеющая не теоретическое, а практическое религиозное значение, какое она получила и в христианском исповедании: «верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца». Бог Израилев есть Творец мира, и потому в своей вере Израиль, сын Его, должен восторжествовать над миром, унаследовать мир. В этой вере утверждается прежде всего превосходство Ягве над всеми другими богами народов, а следовательно, и грядущее торжество над ними Израиля: «Все боги народов идолы, а Ягве небеса сотворил» (Пс. 95, 5); нот никого равного Ему. Со времен Второисайи эта мысль делается основным положением религиозной полемики, направленной против язычества и идолопоклонства: идолы — тварь, и боги — ничто, вся честь и поклонение принадлежит единому Ягве: Он — тот, который восседает над кругом земли, и живущие на ней — как саранча перед Ним; Он распростер небеса, как тонкую ткань, и раскинул их как шатер для жилья (Ис. 40, 22). В этом изначальном превосходстве Ягве над миром, над всем воинством небесным и над всеми богами народов заключается откровение Его конечного торжества, ибо Он есть тот же в первых и в последних (Ис. 41, 4). Он, а не кто другой создал небо и землю; Он а не Бель победил древнего змея; Он и избавит народ свой от всех богов и народов и в них еще раз поразит «врага». Ягве укротит безбожный хаос народов, как некогда Он укротил хаос и бездну вод, покрывавшую землю.

Конец совпадает с началом. Сотворению неба и земли соответствует новое творение, новое небо и земля в конце времен; укрощению хаоса вод соответствует грядущая победа над человеческим хаосом;. поражению древнего дракона бездны, о котором повествуют старинные предания вавилонян, псалмы и гимны пророков, соответствует конечное торжество над «врагом» и хульником Божиим. Страшное чудовище, свергнутое с небес в преисподнюю сильной мышцей Господней, будет поражено еще раз и окончательно в новом творении. «Враг» будет посрамлен навсегда со всеми своими приспешниками и теми народами и царствами, которые ему служат. Венчанные головы змея будут отсечены мечом Господним и более не отрастут.

Ветхозаветная апокалиптика связывается с космогонией, и старинные космогонические предания оживают в предании апокалиптическом, которое тянется в течение долгих веков и переходит далеко за пределы еврейства. Сотворение мира представлялось в виде последовательного торжества Бога над хаосом, над темною бездною вод (tehom) и над пустынею земли. Согласно I гл. кн. Бытия, бездна вод по всемогущему слову Творца разделяется твердью небесною на верхнюю и преисподнюю бездну и затем дает среди себя место суше. «Ты поставил землю на ее основаниях, — говорит псалмопевец, — не поколеблется она вовеки и веки; бездною вод (tehom) Ты покрывал ее, как одеждою, и (даже) на горах стояли воды; от прощения Твоего они бежали, от гласа Твоего громнаго в страхе ушли, с гор спустились в долины на место, которое Ты положил им. Ты положил им предел, которого они не перейдут и не возвратятся они покрыть землю» (Пс. 103, (104), 5–9). Над верхними водами (над небом) — горний чертоги Божий (ib. 3), а под землею — нижняя бездна. Когда море исторглось из преисподней бездны, «вышло как бы из чрева». Бог сделал ему облака одеждою и туманы — пеленками, как младенцу; Он «поставил ему запоры и ворота и сказал: доселе дойдешь и не переидешь, и здесь предел надменным

волнам твоим» (Иов, 38, 8—11)[400]. Пучина морская, взволнованная, но бессильная в своей ярости, как бы стремящаяся выйти из берегов и затопить землю, представляется в виде грозного, укрощенного чудовища; она отражает бывшую докосмическую вражду и борьбу; это — живой остаток древнего хаоса, под которым еще зияет бездна с ее пастью; в водах морей еще гнездятся страшные чудовища, киты, драконы, змей Рахаб, Левиафан, который обращает пучину в кипящий котел и один занимает седьмую часть вод

[401]. Но в дни древние Господь низложил Рахаба; силою Своею Он расторг море и сокрушил головы змеев в воде; Он сокрушил голову Левиафана и владычествует над яростью моря[402]

; преисподняя обнажена перед ним, и рефаимы трепещут под водами (Иов, 26, 5–6).

В этих старинных образах послевавилонской эпохи, исполненных величавой и глубокой поэзии, можно искать уцелевшие следы древних космогонических преданий, находимых и у пророков и позднейших псалмописцев: они не развиваются, не излагаются ими подробно, как в позднейшей апокрифической и раввинической литературе. Они просто припоминаются — не с целью физического описания или объяснения вселенной, а с целью живого раскрытия могущества Божия в настоящем и будущем. Образы прошлого служат апокалиптическими образами, в которых понимается настоящее и будущее.