Сочинения Иосифа Бродского. Том VI

As I came to the edge of the woods, / Подошел я к лесу, в нем дроздThrush music — hark! / Пел — да как!Now if it was dusk outside, / Если в поле был еще сумрак,Inside it was dark. / В лесу был мрак.Too dark in the woods for a bird / Мрак такой, что пичуге

By sleight of wing / Крылом не суметьTo better its perch for the night, / Поправить себя на ветке,Though it still could sing. / Хоть можно петь.The last of the light of the sun / Последний закатный лучThat had died in the west / Погас, когдаStill lived for one song more / Песню зажег надолго

In a thrush’s breast. / В груди дрозда.Far in the pillared dark / Я слушал. В колонном мракеThrush music went — / Дрозд не иссяк,Almost like a call to come in / Он словно просит войтиTo the dark and lament. / В скорбь и мрак.

But no, I was out for stars: / Я вышел вечером к звездам,I would not come in. / В лесной провал.I meant not even if asked, / Не войду, даже если бы звали, —And I hadn’t been. / А никто не звал[266].

Короткое стихотворение в коротком размере — фактически комбинация трехсложника с двусложником, анапеста с ямбом. Строй баллад, которые в общем и целом все о крови и возмездии. И таково до некоторого момента данное стихотворение. На это намекает размер. О чем тут идет речь? Прогулка по лесу? Променад на природе? Нечто, чем обычно занимаются поэты? (И если так, между прочим, то зачем?) «Войди» — одно из многих стихотворений, написанных Фростом о таких прогулках. Вспомните «Глядя на лес снежным вечером»[267], «Знакомый с ночью»[268]

, «Пустынные места»[269], «Прочь»[270] и т. д. Или припомните «Дрозд в сумерках»[271] Томаса Гарди, с которым данное стихотворение имеет явное сходство. Гарди тоже очень любил одинокие прогулки, с той лишь разницей, что они имели тенденцию заканчиваться на кладбище, — поскольку Англия была заселена давно и, полагаю, более плотно.

Начать с того, что мы снова имеем дело с дроздом. А певец, как известно, тоже птица[272], поскольку, строго говоря, оба поют. В дальнейшем мы должны иметь в виду, что наш поэт может сообщить некоторые свойства своей души птице. Вообще-то я твердо уверен, что эти две птицы связаны. Разница лишь в том, что Гарди требуется шестнадцать строчек, чтобы ввести свою птицу в стихотворение, тогда как Фрост приступает к делу во второй строчке. В целом это указывает на различие между американцами и британцами — я имею в виду поэзию. Вследствие большего культурного наследия, большей системы ссылок британцу обычно требуется гораздо больше времени, чтобы запустить стихотворение. Эхо настойчивей звучит в его ушах, и поэтому, прежде чем приступить к предмету, он играет мускулами и демонстрирует свои возможности. Обычно практика такого рода приводит к тому, что экспозиция занимает столько же места, сколько собственно «тема»: к длиннотам, если угодно, — хотя отнюдь не у всякого автора это непременно недостаток.

Теперь разберем строчку за строчкой[273]. «Когда я подошел к краю леса» — довольно простая, информативная фраза, заявляющая предмет и устанавливающая размер. Невинная на первый взгляд строчка, не так ли? Если бы не «лес». «Лес» заставляет насторожиться, «край» тоже. Поэзия — дама с огромной родословной, и каждое слово в ней практически заковано в аллюзии и ассоциации. С четырнадцатого века лес`а сильно попахивают selv’ой oscur’ой[274], и вы, вероятно, помните, куда завела эта selva автора «Божественной комедии». Во всяком случае, когда поэт двадцатого века начинает стихотворение с того, что он очутился на краю леса, в этом присутствует некоторый элемент опасности или, по крайней мере, легкий намек на нее. Край, вообще говоря, вещь достаточно острая.