Уже 24 февраля в Гамбурге вспыхнуло движение против французов, и очень характерно, что первыми пострадавшими оказались именно таможенные чиновники[45]
. 18 марта русские под предводительством полковника Теттенборна при ликованиях и приветственных криках народа вошли в Гамбург. Правда, поход Теттенборна тогда не был поддержан, и уже 30 мая 1813 г. город опять очутился во власти маршала Даву, но настроение всего населения в краткий промежуток между 18 марта и 30 мая было очень знаменательно.Едва лишь русские показались в пределах ганзейского побережья, как контрабанда с неудержимой силой хлынула через отступающую и слабеющую таможенную линию[46]
.В эпоху временного оставления Гамбурга французскими войсками ненависть населения к французам проявилась весьма недвусмысленно: образовался легион молодежи с целью помогать русским против французов (в конце марта 1813 г.); 24 марта с громадными торжествами праздновался в Гамбурге день восшествия на престол императора Александра I, «на которого они (гамбургцы —
Император решил беспощадно наказать город за «измену». Шифрованным приказом из Вальдгейма (7 мая 1813 г.) Наполеон приказал маршалу Даву расстрелять пять «наиболее виновных» сенаторов гамбургских, остальных отправить во Францию, расстрелять
Опять повторились ходатайства Лионской торговой палаты за гамбургские торговые дома, но на этот раз Даву было трудно умилостивить[49]
.Контрибуция, наложенная на г. Гамбург Наполеоном (декретом от 16 июня 1813 г.) и повлекшая наложение печатей на Гамбургский банк, конечно, могла только вконец разорить город и его обитателей и прикончить по крайней мере на время торговые сделки. (В заседании германского рейхстага 14 мая 1890 г. фельдмаршал Мольтке, коснувшись этого эпизода, выразился, что Даву «положил в свой карман Гамбургский банк». Потомки Даву прислали Мольтке доказательство, что Даву ничего решительно не взял в свою пользу, и Мольтке взял назад свое утверждение[50]
. Но, конечно, ни г. Гамбургу, ни его французским контрагентам не было легче от того, что их деньги пошли во французскую казну, а не в карман маршала.)Но одного не мог сделать Даву: восстановить континентальную блокаду в прежнем виде. В 1813 г. явно ощущалась невозможность проводить во всей строгости военную охрану границ. В сентябре 1813 г. маршал Даву приказывает таможенному управлению в Люнебурге отдать все его «бригады» в распоряжение военного ведомства, ибо нужны войска для занятия городов Ратцебурга, Люнебурга, Ниенбурга, Миндена и Травемюнде. Министр торговли де Сюсси понимает, что Даву имеет свои основания, и очень существенные, но как же быть таможням? Вся вестфальская граница остается открытой, и в Вестфалии подозревается существование массы колониальных продуктов[51]
.Но из всех пунктов ганзейского побережья именно Гамбургу пришлось до конца испить горькую чашу: он оказался в осаде, причем Даву решил защищаться до последней капли крови.
В брошюре, вышедшей в свет в мае 1813 г., один английский публицист радовался, что с фактической потерей ганзейских городов («либо освобожденных, либо осажденных») континентальная система откладывается в осуществлении своем ad Calendas graecas[52]
. И то обстоятельство, что главный из ганзейских городов, Гамбург, остался еще на некоторое время в руках французов, хотя и был осажден союзными войсками, мало могло помешать в чем-либо английской торговле.Как известно, г. Гамбург освободился лишь 28 апреля 1814 г., когда маршал Даву удостоверился окончательно, что Наполеон действительно отрекся от престола и что осаждающий Гамбург генерал Беннигсен его в этом отношении не обманывает.
Эти последние месяцы довершили разорение несчастного города.
Глава XIII
ИМПЕРИЯ И ДРУГИЕ ГЕРМАНСКИЕ СТРАНЫ