Вот почему и для нашей темы эти документы имеют значение чрезвычайно важных свидетельств, особенно для первого параграфа этой главы, где речь идет о германских странах как о рынках сбыта для французской промышленности. Во втором параграфе характеризуются последствия, которые имел трианонский тариф для торговли колониальными продуктами в Германии; поскольку Германия стремилась стать в эти годы (1810–1812) поставщицей сырья для французских мануфактур, эта торговля прямо относится к нашей теме.
Кроме этих двух пунктов, в этой главе должен был бы рассматриваться и еще один вопрос: вопрос о конкуренции германских промышленников с французами на
Конечно, после того, что было сказано о Берге, незачем прибавлять, что Наполеон ревниво оберегал от вторжения германской промышленности не только свою Империю, но и зависимые от него страны. Приведу характерный пример.
Мюльгаузенские суконщики (не в Эльзасе, а в Вестфалии) жалуются, что со времени присоединения Голландии и левого берега Рейна к Французской империи у них остался единственный лишь рынок — Неаполь, но… «так как Вы, Ваше Величество, воспретили транзит через Италию для шерстяных материй нефранцузского производства», то 7–8 тысяч душ, которые кормились в городе этим промыслом, осуждены на полное разорение. О допущении в Империю, в королевство Италию они даже и не просят уже; речь идет лишь о пропуске в Неаполь, но и тут вопрос был решен в неблагоприятном смысле. Шампаньи высказал сомнение, как бы этот транзит не повредил французской промышленности[16]
, хотя, по мнению самих промышлеников и министра внутренних дел Монталиве, этот транзит повредить французам не мог[17]. В конце концов, Наполеон (в мае 1811 г.) положил резолюцию, коей отказал мюльгаузенским суконщикам в их просьбе, дозволив только провезти в Неаполь те товары, которые были ввезены в ИталиюВот образчик отношения французского императора к поползновению германской промышленности проникнуть в зависимые от Империи страны, не говоря уже о самой Империи.
Бывало и так, что одни завоеванные немецкие города стремились очернить в глазах Наполеона другие и вымолить какие-либо преимущества за счет соседей. Так, в 1805 г. торговая палата г. Майнца просит о некоторых преимуществах, относящихся к плаванию по Рейну, и удивляется, каким «фатальным» образом Франкфурт пользуется императорскими милостями, тогда как Франкфурт был всегда враждебен Франции[19]
.Конечно, Наполеону при таких условиях легко было проводить в зависимых от него германских странах какую угодно экономическую политику, не рискуя натолкнуться на солидарное и планомерное хотя бы пассивное противодействие.
Обратимся теперь к рассмотрению означенных двух вопросов.
1. Вообще говоря, тот среднеевропейский рынок, на который хотела бы работать французская промышленность, был так разорен, что и после временного замирения континента, после Тильзита, собственно, только предметы первой необходимости пользовались спросом[20]
. Но в 1808, 1809, 1810 гг. спрос на германском рынке становился все шире и разнообразнее.Тревожный момент пережил французский торгово-промышленный мир в войну 1806–1807 гг.
Чтобы овладеть германским рынком или хотя бы удержать за собой ту часть германского спроса, которая обращалась к французским мануфактурам, французские промышленники прежде всего должны были желать избавления Германии от разорения ее Наполеоном и — это была самая гнетущая, непосредственная опасность — спасения тех пунктов, через которые направлялись французские товары в Пруссию, Австрию, Польшу, Россию: спасения Лейпцига и Франкфурта.
После разгрома Пруссии и после того, как хозяином в северной и средней Германии явно стал Наполеон, Лионская торговая палата поспешила отправить императору петицию, в которой просила о сохранении лейпцигских ярмарок[21]
. Она не смела формулировать другую просьбу: чтобы император вообще не столь безжалостно разорял германские страны.Известно, что Наполеон в 1806 г. воевал «без складов»; быстрота передвижений делала очень трудной какую-либо иную систему продовольствия, кроме реквизиций или просто терпимого военным начальством грабежа городов и деревень солдатами[22]
.Ставить просьбу столь широко было опасно; но так как гибель Лейпцига была почти равносильна гибели всего французского сбыта в Германии, то с Лейпцига и пришлось начать.