Сочинения в четырех томах. Том 3

Я поднял голову. У нее было совершенно незнакомое мне выражение лица. Не такое надменное. Мягче, добрее. Но по-прежнему прекрасное, прекрасное лицо…

— Тай, почему ты ничего не сказал мне о своей жене?

Я молча пожал плечами. Она продолжала:

— Мы сидели в кафе с Гарри и Сарой, и кто-то познакомил нас с майором Гиббонсом и его женой. Заговорили о тебе, и тут Гиббонс вдруг говорит, как это ужасно, какая трагедия эта история с твоей женой… Я спросила, что за трагедия… И он рассказал нам все.

Она замолчала. Я набрал в легкие побольше воздуха, но не произнес ни слова.

— Тут я говорю, хорошо еще хоть денег у жены достаточно, а он и спрашивает, что значит достаточно. Насколько ему известно, у нее ни пенни за душой. И Таю очень туго приходится, если учесть все затраты на уход за ней. Было бы куда легче, если б он поместил ее в больницу на государственное обеспечение вместо того, чтобы лезть из кожи…

— Так почему, все-таки, ты ничего не сказал мне? Я судорожно глотнул и с трудом разлепил губы:

— Не хотел… Мне не нужны… подачки из жалости.

— Понимаю, — сказала она после паузы. Похоже, она действительно что-то поняла. Прохладный голос ее звучал надтреснуто:

— Если бы ты женился на мне и я заболела полиомиелитом… Теперь я знаю, ты должен остаться с ней. Понимаю, как сильно она нуждается в тебе. Если б я оказалась на ее месте… и ты меня бросил… — Она издала какой-то странный звук, одновременно похожий на смех и рыдание. — Жизнь всегда бьет по самому уязвимому месту! Как только я встретила человека, с которым не хочу расставаться… без которого не могу жить… с которым могла бы жить в шалаше… И это оказывается невозможным… даже на время. Даже изредка видеться с ним нельзя…

Глава 17

Все воскресенье я провел дома один и проспал большую часть дня. Прибрал квартиру, пытался навести порядок в мыслях. Не слишком преуспел и в том, и в этом.

Утром в понедельник поехал за Элизабет. Она прибыла домой в карете «скорой помощи», носилки и насос несли на этот раз два дюжих молодца в белых халатах. Они опустили ее на застланную свежим бельем постель, проверили, как работает насос, должным образом закрепили «Спирашелл», выпили по чашечке кофе, дружно посетовали, что погода стоит холодная и сырая, но от декабря нечего ждать, и в конце концов удалились.

Я распаковал чемоданы с вещами, поджарил яичницу и покормил Элизабет. Потом принес ей кофе и закрепил кружку в держателе.

Она улыбнулась и поблагодарила меня. Выглядела она усталой, но одновременно спокойной. Вообще в ней произошла какая-то перемена, и я долго не мог определить, в чем дело. Потом наконец понял и удивился. Исчезло глубоко укоренившиеся в ней неуверенность и беспокойство, которые я так часто видел в ее глазах.

— Оставь посуду, Тай, — сказала она. — Нам надо поговорить.

Я сел в кресло. Она внимательно посмотрела на меня.

— Что, все еще болит? Я имею ввиду побои…

— Немножко, — сознался я.

— Тонио рассказал, в ту ночь они пытались напасть на мой след и оба погибли.

— Он все рассказал?

Она кивнула.

— Да. Вчера он приходил в больницу. И у нас был долгий разговор. Очень серьезный и долгий. Очень важный. Он рассказал мне массу разных важных вещей…

— Детка, — начал я, — послушай…

— Помолчи минутку, Тай. Я хочу пересказать тебе нашу беседу.

— Ты устала.

— Нет. Вернее, устала, но не так, как всегда. Я чувствую себя просто уставшей. Но не изнуренной беспокойством. И это благодаря Тонио. И тебе… Просто он помог мне разобраться во всем. И в том, что произошло в четверг. Он рассказал, что ты чуть не погиб, когда вел машину пьяный, и рисковал угодить в тюрьму и… И все это ради того, чтобы защитить меня. Он сказал, что если б я видела это собственными глазами, то перестала сомневаться… бояться, что ты бросишь меня… И я почувствовала такое облегчение, казалось, весь мир стал светлее и лучше… Я помню, ты все время старался убедить меня в этом. Но только теперь я действительно и до конца поверила.

— Я рад. Я очень, очень рад.

Помолчав немного, она продолжала:

— Я говорила с Тонио… об этой девушке.

— Милая…

— Подожди, — сказала она. — И о шантаже. О, мы говорили, и говорили целую ночь. Он такой чуткий и понимающий. Конечно, сказал он, вполне понятно, что я так переживаю все это, каждый переживал бы на моем месте, но особых причин для беспокойства нет. Он считает, ты здоровый, нормальный мужчина, и будь у меня хоть капля здравого смысла, я волновалась бы только в том случае, если б тебя совсем перестали интересовать женщины. — Она улыбнулась. — И еще, если б я спокойно смотрела на эти вещи, мы оба могли быть куда счастливее… Он сказал, что ты всегда будешь возвращаться домой.

— Да, много чего наговорил тебе этот Тонио!

Она кивнула.

— И все правильно. Я вела себя, как эгоистка.

— Элизабет, — протестующе начал я.

— Да, да, не спорь, как эгоистка. Я слишком боялась потерять тебя и не понимала, что требую слишком многого. Но теперь я знаю, чем чаще я буду отпускать тебя из дому, тем легче мы будем ладить. И тем прочнее мы будем привязаны друг к другу.

— Что, прямо так и сказал?

— Да, прямо так.

— Он очень тебя любит.

Она усмехнулась.