Сочинения в двух томах. Т.2

Воля и ее причина. Как на причину воли совершать какое-нибудь действие, т.е. как на причину того, что называется volitio, они указывают на дарование, т.е. на общую способность человека желать иногда одно, а иногда – другое, т.е. на то, что называется voluntas. Этим они превращают способность к действию

в причину действия, что так же бессмысленно, как если бы кто-нибудь объявил причиной добрых и злых деяний людей способность людей совершать их.

Незнание скрытых причин.

И во многих случаях они ставят как причину естественных явлений свое собственное незнание, только прикрытое другими словами. Так, например, когда они объявляют судьбу [fortune] причиной случайных явлений, т.е. явлений, причины которых они не знают, или когда они приписывают многие действия скрытым качествам, т.е. качествам, не известным им и поэтому также (как они убеждены) никому другому, или симпатии, антипатии – действию двух противоположных качеств, специфическим качествам и другим подобным терминам, не обозначающим ни деятеля, производящего данные действия, ни операции, при помощи которой они были произведены.

Если такие метафизика

и физика, как эти, не являются пустой философией

, то пустой философии вообще никогда не было и незачем было апостолу Павлу предостерегать нас против таковой.

Одни нелепости ведут за собой другие. А что касается моральной и гражданской философии схоластов, то в ней имеются те же, если не еще большие, нелепости. Если человек совершает противозаконное действие, т.е. действие, противное законам, то схоласты говорят, что Бог – первая причина закона, а также первая причина этого и всех других действий, но он не причина противозаконности действия, заключающейся в несоответствии закону. Это пустая философия. С таким же основанием можно было бы сказать, что один человек делает как прямую, так и кривую линию, а другой человек делает их несоответствие. Такова философия людей, которые выводят заключения, прежде чем познают их предпосылки, которые претендуют на понимание непостижимого и из атрибутов, выражающих почитание, выводят атрибуты, характеризующие природу почитаемого существа, как это было сделано для поддержания учения о свободе воли, т.е. воли человека, не подчиненного воле Бога.

Личные влечения кладутся в основу правил общественного блага. Аристотель и другие языческие философы делают критерием добра и зла влечения людей. И это совершенно правильно, пока мы предполагаем людей живущими в состоянии, при котором каждый управляется своим собственным законом. Ибо в том состоянии, когда люди не имеют других законов, кроме своих собственных влечений, не может быть общего правила относительно добрых и злых деяний. Однако в государстве такое мерило неправильно. Ибо здесь мерилом служит не влечение частных лиц, а закон, являющийся волей и стремлением государства. Тем не менее это учение еще господствует в практике, и люди судят о честности и бесчестности действий, как своих собственных, так и других людей, а также и самого государства, руководствуясь собственными страстями, и всякий называет честным и бесчестным лишь то, что ему таковым кажется, совершенно не сообразуясь при этом с государственным законом. Исключение представляют в этом отношении лишь монахи и чернецы, обязанные в силу своего обета тем простым повиновением по отношению к своему настоятелю, к которому всякий подданный должен считать себя обязанным в силу естественного закона по отношению к гражданскому суверену. Это частное мерило добра является не только несостоятельным, но и гибельным для государства учением.