Сочинения в двух томах. Т.2

Б. То же самое, что “сущее” (ens), т.е. все, что истинно существует в отличие от фантома и имени.

А. Так зачем же нужно было грекам и латинянам от достаточно известных и понятных имен образовывать имена неясные, эквивалентов которым нельзя найти в еврейском языке, да и ни в одном другом языке они не являются необходимыми?

Б. Когда образуются имена, от того или иного слова: от όν – ούσία; от ύφιστάμενον – ύπόστασις; от сущего (ens) – “сущность” (essentia); от находящегося под (substans) – “субстанция”; от белого (album) – “белизна” (albedo), такое образование философы называют абстракцией, поэтому имя όν есть конкретное имя, ούσία – абстрактное

имя. “Сущее” – конкретное, “сущность” – абстрактное, “белое” – конкретное, “белизна” – абстрактное. Иногда же вместо абстрактного имени пользуются инфинитивом, например вместо ούσία греки говорят τό εϊναι, латиняне вместо сущности (essentia) – бытие (esse), греки вместо λευχότης – τό είναι λευχόν или даже τό λευχόν, относя артикль τό не к слову λευχόν, а к подразумеваемому όνομα[158]. Точно так же латиняне от конкретного “живущий” (vivens) делают абстрактным не только “жизнь” (vita), но и “жить” (vivere). Все эти слова могут быть названы абстрактными, и это вполне разумно. Ведь когда дают действительно существующей вещи различные имена в зависимости от различных ее проявлений, называя одну и ту же вещь большой, цветной, твердой, тяжелой, обращают внимание или на то, что обладает такой-то величиной, – это взгляд геометров, или на то, что она цветная

, либо твердая, либо тяжелая, – это взгляд физиков, поэтому для того, чтобы отличать фантом (phantasma), причину которого они видят в конкретном, от всех прочих образов той же вещи, с помощью неких производных имен обозначая вещь, говорят уже: не большая, цветная, твердая, тяжелая, а величина, цвет, твердость, тяжесть [вещи]. Эта словесная абстракция, будучи не чем иным, как рассмотрением образа или имени отдельно от всех других сторон и наименований того же конкретного, во многом необходима для исследования причин. Если ты правильно поймешь этот принцип, то поймешь также и то, что невозможно существование сущности какого бы то ни было существа отдельно от самого этого существа, а именно чтобы белое находилось отдельно от белизны, или белизна – там, где нет белого, или человек – где нет человеческого, и что ложно утверждение Аристотеля о существовании некоторых сущностей отдельно от тех вещей, сущностями которых они являются, и поэтому душа, по его словам, или не является сущностью животного, или перестает существовать со смертью животного; и что, следовательно, Аристотель заблуждался, не проводя различия между отдельными вещами и отдельными аспектами (соп-siderationes) одной и той же вещи.

А. Я понимаю, что абстрактные слова весьма необходимы для исследования причин кажущихся вещей, существующих только в нашем воображении, но само по себе имя сущность (essentia) не было дано как результат нашего зрительного образа (popter phantasma nostrum), подобно величине, цвету

и т.д., которые имеют причину в пяти органах чувств, ибо, как я сказал выше, не сама субстанция, или само сущее (ens), но лишь ее проявление является нам и называется фантомом, сущность же сущего сама по себе (simpliciter) не есть фантом. Так что же такое “сущность”, или “быть”, употребляемое как имя? Имя какой же вещи?

Б. Сущность сущего конкретна (in concrete), например сущее “белый” есть имя самого “белого”, но рассматриваемое только как “белое”. На том же основании сущность сущего сама по себе (simpliciter) есть имя сущего, но рассматриваемого только как сущее, и в целом абстрактные имена суть имена конкретных [вещей], рассматриваемых отдельно от прочих наименований того же конкретного. “Белое”, например, есть белое существо, если же в белом существе мы будем рассматривать белое

отдельно от сущего, то вместо “белое” скажем для большей понятности “белизна” либо “быть белым”.

А. Значит, когда вместо “сущее” мы говорим просто “сущность”, то “сущее” и “сущность” будут синонимами и соответственно слово “сущность” оказывается излишним.

Б. Мало того, оно несовместимо и с истиной веры, как свидетельствует Иоанн Дамаскин в 11-й главе “Изложения веры”[159]. Сказав “слово стало человеком”, он добавляет: “но мы никогда не слышали, чтобы воплотилась или вочеловечилась Божественность”. Следовательно, очевидно, что в сущем самом по себе различаются сущее и сущность, и значительно сильнее, чем в конкретных [именах].

А. Зачем нужно было учителям утверждать, что, если бы “сущее” и “сущность” в Боге не были едины, Божественная субстанция была бы сложной (romposita) ?