Сочинения в двух томах. Том 1

Данное положение в высшей степени интересовало Мюрри; особенно интересными для изучения людских типов и характеров являлись в таких обстоятельствах пассажиры, в том числе весьма интересным представлялся ему сам доктор.

— В настоящее время люди так часто пересекают океан, что совершенно утратили сознание грозящей им ежеминутно опасности! — сказал Вест. — И это неудивительно. Ведь, в сущности, эти громадные пароходы почти непотопляемы и непроницаемы, и мы так привыкли к тому, что на них почти никогда ничего не случается, что забываем даже думать о грозящей опасности. Между тем бедняки внизу, на нижней палубе, лучше нас знают, что каждое такое путешествие есть гадательный шанс на смерть и жизнь. Они, вероятно, думают, что и шлюпки предоставлены исключительно только первому классу, и меня бы это нисколько не удивило!

— Что за безрассудство! — воскликнул доктор. — Если дело дойдет до серьезного, не будет никаких классов: смерть — великий демократ! Конечно, у нас найдется с десяток шлюпок для океанского пикника. Ну, а пока что я, с вашего разрешения, пойду помыться. Примем добровольно ванну, пока нас не заставили сделать это.

Мюрри Вест выразил свое согласие, и оба направились в ванную комнату. На полпути их встретил викарий, выходивший из купальной. Услышав их веселые голоса, он немного приободрился.

— Я весьма рад, что погода сегодня такая хорошая! — сказал он с простодушной наивностью, чрезвычайно забавлявшей доктора.

— А сделали вы свое завещание, господин викарий? И приготовились, как должно?

— Приготовился к чему? Неужели вы хотите намекнуть на какую-нибудь новую опасность?

— Ну, вы, конечно, не трусите! — продолжал доктор. — А потому позвольте мне дать вам добрый совет: не надевайте на себя ничего, кроме фланели, когда мы сядем в шлюпки! Духовным особам особенно вредна простуда… Поверьте моему опыту! — И веселый, румяный доктор побежал дальше, веселя всех одним своим вечно неунывающим и добродушным видом.

Весь пароход, особенно экипаж, боготворил «Фредли», то есть доктора Фридриха Купера, и каждый из этих людей охотно рискнул бы за него жизнью. Но викарий считал его пустым и легкомысленным человеком и не питал к нему ни уважения, ни симпатии.

— Я не могу одобрять подобного легкомыслия в такой серьезный момент, — неодобрительно заметил викарий. — Доктор Купер должен бы подумать, сколько нас теперь мучится и страдает!

— Вы говорите о себе, не так ли? — спросил Мюрри.

— Я говорю о многих! Ведь для меня очевидно, что положение наше серьезно! А между тем для многих из нас всякая задержка крайне мучительна! Возьмем, например, мисс Голдинг, которая должна была обвенчаться тотчас по приезде. Для нее всякое промедление должно оказаться весьма тяжким!

— О да! — воскликнул саркастически Вест. — Вам непременно следует поговорить с капитаном! Какое в самом деле громадное несчастье, если брак мисс Голдинг будет отложен на некоторое время! Ее будущему супругу придется, пожалуй, целую неделю платить или, вернее, в долг завтракать в ресторане! Что, собственно, более в обычае у людей его круга? Кажется, последнее, если не ошибаюсь? Это в самом деле ужасно! Я бы на вашем месте предложил немедленно спустить водолазов, чтобы отыскать пошедший ко дну винт, тем более что здесь до дна не более мили, я полагаю… Кстати, они могут выловить нам для забавы молоденькую русалку… Что вы на это скажете? — Но викария уже не было: он поспешил наверх, в надежде найти там кого-нибудь, перед кем он мог бы излить свое горе и опасения.

И не столько за себя, сколько за прелестную Джесси Голдинг скорбело его сердце; ему казалось, что весь мир перевернется, если девушка не очутится как можно скорее в объятиях своего нареченного, ожидающего в туманном Альбионе.

Джесси в своей каюте и не подозревала такой отеческой тревоги и заботы о себе. Она дурно провела ночь, но отнюдь не вследствие опасений, вызванных катастрофой; она так безусловно полагалась на искусство инженеров, что мысль о настоящем серьезном несчастье с этим громадным, величественным пароходом даже не приходила ей в голову. Нет, ее томил и мучил образ Мюрри Веста, он преследовал ее наяву и во сне, в минуты дремы и уединения. Даже здесь, в этой каюте, она будто чувствовала на себе его выразительные глаза. Она почему-то была убеждена, что не пустой случай столкнул ее с ним здесь, на пароходе. Он знал ее брата Лионеля, знал, какой смертью Лионель умер. Ни одной минуты она не верила и не могла верить, что брат ее умер от руки этого человека, но его скрытность задевала ее за живое, его повелительный тон и манера возмущали гордость своевольного, избалованного ребенка, перед которым все преклонялись. Ее собственное бессилие перед ним бесило ее, и она решила, как только они прибудут в Ливерпуль, совершенно избавиться от его влияния. При этом она вспомнила, что когда она будет замужем, то у нее будет много дел и занятий, и это, а также новизна положения помогут ей перестать думать о нем. С этой мыслью она поднялась, села на постель и окликнула свою тетю Эву.