Сочинения в двух томах. Том 1. Звезды Эгера

«Твой тесть тоже немец! - вспыхнув, крикнул Зрини. - Немец все-таки христианин».

Старик тесть замахал рукой, желая их успокоить.

«Во-первых, я не немец. Дунай тоже не немецкая река, когда течет по Венгрии. Правильнее всего будет, если венгр не станет воевать еще по меньшей мере лет пятьдесят. Прежде чем сражаться, нам надо плодиться и множиться».

«Благодарю покорно! - стукнув по столу, воскликнул Зрини. - Я не желаю пятьдесят лет валяться в постели!»

Он поднялся из-за стола, и сабля его зазвенела…

Этот звон и пробудил Гергея - он открыл глаза, но с изумлением обнаружил, что сидит вовсе не за столом Балинта Терека, а лежит под звездным небом, и перед ним стоит не Зрини, а широкоплечий турок.

Это был Хайван. Он тронул Гергея за ногу, желая разбудить его.

- Вот тебе одежда! - сказал он, бросив юноше плащ и тюрбан. - А коня мы раздобудем по пути.

Гергей накинул на себя плащ сипахи и напялил на голову высокий тюрбан. Все было ему немного велико, но Гергей радовался больше, чем если бы ему подарили венгерское платье, сшитое из бархата и тонкого сукна.

Великан нагнулся, нажал разок-другой и сбил кандалы со второй ноги школяра, потом пошел впереди него по направлению к северу.

Плащ был длинен Гергею, пришлось его подвязать. Юноша торопливо зашагал рядом с великаном.

В шатрах и перед шатрами все спали. Некоторые шатры, украшенные медными шарами и конскими хвостами, охранялись стражами, но и стражи забылись сном.

Казалось, лагерь растянулся до края света и весь мир заставлен шатрами.

Они попали в огромное верблюжье стадо. Шатров в этом месте было уже меньше. Люди спали повсюду, лежа прямо на траве.

Хайван остановился у шатра, залатанного кусками синего холста.

- Старик! - крикнул он. - Вставай!

Из палатки вылез лысый старичок с длинной седой бородой. Он вышел босой и в рубахе до колен.

- Что такое? - спросил он, широко раскрыв глаза от удивления. - Это ты, Хайван?

- Я. Неделю назад я торговал у тебя этого серого коня. - Он указал на огромную и нескладную серую лошадь, которая паслась среди верблюдов. - Отдашь, как уговорились?

- И ради этого ты разбудил меня? Бери своего серого и плати двадцать курушей[26]

, как я и сказал.

Турок вытащил из пояса серебро. Сперва он сосчитал деньги, перебирая монеты на одной ладони, потом на другой, и наконец отсчитал их в ладонь барышника.

- Шпоры тоже нужны, - сказал по-турецки Гергей, пока торговец отвязывал лошадь.

- А в придачу дай мне пару шпор, - заявил старику Хайван.

- Это уж завтра.

- Нет, сейчас давай.

Барышник вошел в шатер. Рылся, бренчал в темноте. Наконец вынес пару ржавых шпор.

9

В этот час и Юмурджак бродил по лагерю среди палаток, в которых помещались больные.

- Где тот раб, который хотел нынче отправить в рай нашего всемилостивейшего падишаха? - спросил он стражника.

Тот указал на белую четырехугольную палатку.

Перед палаткой вокруг воткнутого в землю смоляного факела сидели на корточках пять стариков в белых чалмах и черных кафтанах. Это были придворные лекари султана. У всех пятерых были серьезные, почти скорбные лица.

Юмурджак остановился перед стражем, охранявшим палатку.

- Могу я поговорить с пленником?

- А ты лекарей спроси, - почтительно ответил стражник.

Юмурджак поклонился лекарям. Те кивнули ему в ответ.

- Эфенди, если вы разрешите мне побеседовать с больным, то сослужите добрую службу падишаху.

Один из лекарей передернул плечами и повел рукой. Это могло означать и «нельзя» и «зайди в палатку».

Юмурджак предпочел второе толкование.

Полог палатки был откинут. Внутри горел висячий светильник. Священник лежал на постели с полуоткрытыми глазами.

- Гяур, - окликнул его турок, подойдя к постели, - ты узнаешь меня?

Голос его дрожал.

Отец Габор не ответил. Он все так же неподвижно лежал на спине. Светильник едва освещал его лицо.

- Я - Юмурджак, которого когда-то тебе поручили повесить, а ты ценою талисмана освободил меня.

Священник не отвечал. Даже ресницы его не дрогнули.

- А теперь ты раб, - продолжал турок, - и тебе наверняка отрубят голову.

Священник молчал.

- Я пришел за талисманом, - вкрадчиво продолжал турок. - Для тебя он ничто, а у меня вся сила в нем. С тех пор как я лишился талисмана, меня преследуют неудачи. Стоял у меня дом на берегу Босфора - чудесный маленький дворец, я купил его, чтобы на старости лет было где приютиться. Дом мой сгорел дотла. А сокровища, которые хранились в нем, растащили. Месяца три назад меня ранили в бою. Взгляни на мою левую руку, - она, быть может, навек искалечена. - И он показал на длинный красный шрам.

Священник лежал неподвижно, безмолвный, как окружавшая его тьма.

- Гяур, - продолжал турок, чуть не плача, - ты ведь добрый человек. Я часто вспоминал тебя и всегда приходил к выводу, что доброта твоего сердца беспримерна. Верни мне мой талисман!

Священник не отвечал. В тишине слышно было, как зашипел светильник, - должно быть, муха влетела в пламя.