Сочинения в трех томах. Том 1

— Гэбриел Конрой, — сказал юрист Максуэлл, впадая вдруг в просторечие Гнилой Лощины, — вы что, набитый дурак?

— Вот именно, — ответил Гэбриел с готовностью человека, которого просят подтвердить самоочевидную истину. — Именно так.

— Я нисколько не удивился бы, черт меня побери, — раздраженно подхватил Максуэлл, — если бы это было именно так. — Он умолк, как будто устыдившись своей вспышки, потом заговорил более спокойно и рассудительно: — Что ж, Гэбриел, если вы не желаете исповедаться мне, я исповедуюсь вам. Полгода тому назад я счел вас самозванцем. Полгода тому назад женщина, являющаяся в настоящее время вашей женой, обвинила вас в самозванстве, в том, что вы присвоили себе имя и права, вам не принадлежащие; что хоть вы и называете себя Гэбриелом Конроем, но она, Грейс Конрой, сестра истинного Гэбриела Конроя, заявляет, что это ложь. Она представила доказательства, свидетельства, — черт бы их все побрал! — продолжал свою речь Максуэлл, вздымая руки горе, словно актер, участвующий в мимическом представлении. — Не думаю, чтобы в то время нашелся хоть один юрист, который отказался бы поддержать ее иск, не счел бы ее доказательства достаточно вескими. Я отправился к вам; вы, конечно, помните нашу беседу. Вы помните и соглашение, к которому мы пришли. Должен вам сказать, что второго человека, столь убедительно признающегося в своей вине, не будучи виновным, мне не приходилось встречать. Пойдем дальше! Олли открыла мне глаза на причину вашего тогдашнего поступка; но обвинение, выдвинутое против вас, осталось непоколебленным; права этой женщины по-прежнему казались мне неоспоримыми. И вот она является ко мне и говорит, что вы человек, который спас ее, рискуя собственной жизнью, и что она считает неудобным начинать сейчас против вас судебное дело. Когда, несколько позже, она сообщила мне, что чувство благодарности, испытываемое ею к вам, переросло — ну, как бы сказать? — в нечто большее, что вы помолвлены и она склонна забыть о вашем дурном поступке, я подумал: что ж, черт побери, это очень по-женски; я ей поверил. Я не подозревал ее ни в чем, считал по-прежнему, что ее обвинения против вас справедливы. Да, сэр, все полгода я считал вас баловнем судьбы, облагодетельствованным легкомысленной женщиной! Я видел, что она любит вас, считал, что вы играете на ее чувстве. Да, я так считал, черт меня побери! Так вот, если вы признались, что вы набитый дурак, не следует ли и мне признаться, что я дурее вас вдвое?

Он умолк, смахнул рукой набежавшую улыбку, потом заговорил снова:

— Впервые я заподозрил неладное только вчера, когда вы попросили меня перевести ваше имущество на имя жены и заявили, что уезжаете. Когда я узнал, что возле самого вашего дома убит мексиканец, — а это был один из свидетелей, выставленных вашей женой, — когда мне сообщили о вашем бегстве и о внезапном исчезновении миссис Конрой, мои подозрения стали складываться в цельную картину. Когда же я прочитал записку, посланную вам вчера вечером вашей женой и найденную сегодня утром рядом с трупом, последние мои сомнения улетучились.

С этими словами он вынул из кармана сложенную записку и вручил Гэбриелу. Гэбриел взял ее равнодушно и развернул. Это была та самая записка от жены, полученная им вчера вечером. Не выпуская записки, он извлек из кармана нож и принялся прочищать трубку. Потом, помолчав, осторожно спросил:

— А как же она к вам попала?

— Нашла ее Сол Кларк, отдала миссис Маркл, а та вручила мне. Таким образом, о записке знают трое; все — ваши друзья.

Снова воцарилось молчание. Гэбриел продолжал ковырять в трубке. Мистер Максуэлл смотрел на него с интересом.

— Ну, — сказал он наконец, — каков будет ваш план защиты?

Гэбриел принял сидячее положение и принялся выбивать трубку, постукивая ею по ножке кровати.

— А скажите, — спросил он очень серьезно, — каков, по-вашему, должен быть мой план защиты? Скажите, как адвокат, видавший немало подобных дел на своем веку, скажите мне, как человеку, который готов заплатить за совет хорошие деньги, каков здесь может быть план защиты?

И он опять улегся на кровать, продолжая глядеть на юриста серьезным внимательным взглядом.

— Мы надеемся доказать, — сказал Максуэлл, на сей раз не тая улыбки, — что, когда вы ушли из дома и явились ко мне в контору, убитый был еще жив и находился в гостинице; что он отправился на холм Конроя задолго до вас; что вы попали туда лишь к вечеру, когда убийство уже совершилось, — на это обстоятельство указывает слово «тайна» в записке вашей жены; что по той или иной причине она пожелала, чтобы подозрение пало на вас; что в записке она имеет в виду некий факт, ведомый ей, но неведомый вам.

— Она уже знает, что произошло, а я еще даже не слышал, — спокойно комментировал Гэбриел.

— Вот именно! Теперь вы понимаете все значение этой записки!

Гэбриел помолчал, потом не спеша распрямился во весь свой огромный рост, подошел к открытому окну и, прежде чем юрист успел вмешаться, разорвал записку в мельчайшие клочки и выбросил вон.